Костёр 1991-11, страница 27

На теплоходе грузили мешки с кокосовыми орехами тощие,'темнокожие, одетые в тряпье люди, нанятые специально для этой цели японской фирмой. Орехи навалом лежали в больших кучах прямо на причале. Несколько человек накладывали их в холщовые мешки и взваливали на

спины грузчиков. Те, сгибаясь под тяжестью ноши, еле-еле шли к трюму. Некоторые из них, притащив мешок, сбрасывали его с плеч и тут же падали, жадно глотая открытым ртом воздух. Отдышавшись, вставали и, не торопясь, шли за следующей ношей. Работа двигалась медленно. Казалось, ей не будет конца.

Вечером к причалам подходили женщины, старики и дети — продавцы попугаев. Птицы сидели на плечах, головах и руках своих владельцев.

Каких только не было здесь попугаев! Большие и маленькие, белые, черно-белые, красные, сизые! И почти каждый из них что-то кричал!

Я выбрал себе маленького, чуть побольше волнистого, попугайчика, белого с красным хохолком. Он удивительно напоминал пожарного в красной каске! Оказавшись у меня за пазухой, попугай сразу притих. В каюте я выпустил его на стол, он вразвалку прошел по нему, прыгнул на мою кровать и, продолжая смешно ковылять, осмотрел все уголки каюты. Летать он не мог: его крылья были подрезаны.

Нового друга я назвал Кузькой. Не знаю, понравилось ли ему это имя, но через несколько дней он стал на него откликаться. Я сделал для Кузьки деревянный обруч с .перекладиной и прикрепил его к переборке, в перекладину вставил две чашечки. В одну из них наливал воду, в другую насыпал зерно кукурузы. Кузька доставал клювом кукурузное зерно, зажимал его правой

лапкой и старательно выклевывал из него кусочки.

К новому дому он привык быстро. У Кузьки появилось любимое занятие. Стоило ему увидеть открытый спичечный коробок, как он начинал вытаскивать спичку за спичкой и с большим удовольствием оасщеплял их на узенькие полоски. Так продолжалось до тех пор, пока не была разломана последняя спичка. Иногда, чтобы Кузька не мешал мне, я специально оставлял на столе слегка приоткрытый коробок.

Однажды, когда я пришел в каюту, Кузьки на обычном месте не было. Откуда-то доносился непонятный хруст. Я прислушался. Хруст раздавался из ниши, где стояла моя кровать. Отодвинув полог, я все понял: на моей новой рабочей спецовке сидел Кузька и увлеченно расклевывал последнюю пуговицу. С этого времени всю одежду приходилось прятать.

По совету доктора я начал купать Кузьку в ванночке. Вначале это ему не нравилось, он царапался, кричал, вырывался, но потом привык и охот

но следовал за мной. Я намыливал его, смывал пену теплой водой, затем заворачивал в махровое полотенце и укладывал в кровать. Около получаса Кузька лежал тихо, потом начинал барахтаться в полотенце. Если я не разворачивал его тотчас, он выражал свое неудовольствие криком. А потом меня благодарил. Нужно сказать, Кузька был очень воспитанным попугаем и никогда не забывал благодарить, если был чем-то доволен. Делал он это так: садился на плечо, легонько поклевывал мне ухо и при этом очень доверчиво клохтал.

Ко мне в каюту часто приходили моряки посмотреть попугая. Как только кто-нибудь входил, Кузька, чем бы в это время ни занимался, кричал: — «Ко-ко!», что напоминало «Кто?» Большое удовольствие получали все, когда я сажал

его на стол и просил: — Кузя, попляши! — Он начинал хлопать крыльями и переваливаться с боку на бок. Моряки смеялись.

Время шло. У попугая подрастали крылья, он уже понемногу летал. Иногда кто-нибудь из моряков брал его на плечо и выносил на палубу погулять. Кузьке эти прогулки нравились. Но стоило ему услышать мой голос, как он тут же слетал с чужого плеча, находил меня, садился ко мне на плечо и начинал ворковать.

Наш рейс подходил* к концу. Скоро мы были дома. Кузьку я подарил сыну. К попугаю все привыкли, он стал полноправным членом нашей семьи. Но кроме радостей, Кузька причинял и беспокойства. Случалось, он вылетал в общий коридор и склевывал там пуговицы с чужих пальто. Правда, соседи прощали шалости пернатого, так как тоже любили его и часто приходили к нам полюбоваться Кузькой.

Пришло время отправляться мне в очередной трехмесячный рейс. Кузьку оставить было не с кем. Я уже хотел отвести его в зоопарк, но сосед попросил отдать попугая ему. Не знаю почему, только мне этого не хотелось. Но другого выхода не было. Пришлось согласиться.

Перед самым уходом в рейс я зашел к соседу. Кузька стоял на столе и расщеплял свои любимые спички. Как только он увидел меня, вспорхнул, сел ко мне на плечо и стал жалобно ворковать. Должно быть жаловался, что сосед курил, а этого Кузька не любил. Казалось, он спрашивал: — Зачем ты оставляешь меня здесь? Я осторожно снял его с плеча, поставил на стол и быстро вышел из комнаты.

Больше Кузьку мне видеть не пришлось. Когда я вернулся из рейса, мне рассказали, что после моего ухода с Кузькой что-то случилось. Он отказывался от еды, перестал танцевать, даже любимые спички не привлекали больше его. Постепенно у него начали выпадать перья. До моего возвращения Кузька не дожил всего три дня...

Рисунки А. Ивашенцовой