Костёр 1996-01, страница 17

те со смесью и стал поджидать удобного момента для завершения опыта.

Момент представился в субботу во второй половине дня. Дядя еще в пятницу уехал в командировку до среды, а тетя, заглянув ко мне в комнату, сказала:

— Никола, я сбегаю на базар за кукурузой, а то совсем нечем кормить кур. Там, на кухне, я поставила на плиту чайник. Ты присмотри, чтобы он не выкипел. И никуда не уходи — я быстро.

— Не беспокойся, теть, все будет в порядке, — сказал я. — Вот только закончу задачку и посмотрю.

Я услышал как стукнула калитка на дворе, выждал, когда тетя достаточно далеко уйдет от дома, и бросился в сарай.

Всыпать смесь в тигель было делом одной минуты. Смесь наполнила его почти до краев, и еще осталось почти столько же.

Чайник на плите еще не закипел, и я решил, что он мне не помешает — и пусть закипает потихоньку, в нужный момент я его сниму.

Открыв дверцу топки, я расшуровал кочергой дрова, выбрал самое горячее место на углях и поставил на него тигель.

Время от времени я выдвигал свой черпак из топки и заглядывал в него. Смесь потихоньку оседала, из серой превращалась в черную, пузырилась. Все шло по всем правилам химии.

Я вдвинул в плиту черпак в третий или в четвертый раз, как вдруг из топки толстой струей ударил такой бенгальский огонь, что меня отбросило от плиты метра на два. Полуослепленный, опаленный сухим жаром, я успел увидеть, как чайник с конфорками взлетел к потолку, по всей кухне с шипеньем разлетелись жирные черные хлопья, а дверца вывалилась из плиты и повисла на каких-то проволоч-кэх...

Опытом я занимался, как был — в майке и старых брюках. Грудь и плечи у меня почему-то вдруг зачесались, и когда я поскреб их ногтями, я с ужасом увидел, что с них лоскутьями сходит кожа, похожая

на влажный пергамент. Я бросился к зеркалу в коридоре. На лице не было ни бровей, ни ресниц. Волосы на голове спереди обгорели и запеклись. Майка из белой превратилась в коричневую.

Когда тетя пришла домой, она не узнала ни кухни, ни меня. И я никак не мог ей объяснить, что произошло — губы у меня распухли и вывернулись, и от этого речь стала невнятной...

Я не ходил в школу около месяца.

Я лежал в постели, и тетя прикладывала к обожженным местам тряпочки, смоченные подсолнечным маслом. Дядя, выслушав тетин отчет о происшедшем, сказал только:

— В жизни больше, старый дурень, не поддамся на его уговоры.

С химией было покончено раз и навсегда.

Заглянул Орька Кириллов, увидел меня, всего обложенного тряпочками и без бровей, удивился:

— Ты что?

— Обжегся, — ответил я.

— Здорово?

— Во, — я откинул с груди простыню и показал ему грудь и плечи.

— А чем это?

— Бенгальским огнем.

Я рассказал ему о своем опыте и показал книжку.

Он прочитал рецепт и страшно обрадовался.

— Балда, — сказал он. — Ты не так прокаливал смесь! Давай, поправляйся скорее, и мы вместе будем делать бенгальские огни. У нас дома есть глиняный горшок. Это лучше, чем банка — настоящий тигель. Накопим денег на вещества и...

— Нет, Орька, — сказал я. — Ну их к черту, эти бенгальские огни. Никогда в жизни больше не буду делать. Ненавижу я эту химию...

— Ничего, поправишься, и мы сделаем по всем правилам, — сказал он и вынул из портфеля какую-то книжку. — На пока, почитай, чтобы не было скучно. Я уже прочел. Это про полярные страны. Про путешествия. Ух, здорово! Не оторвешься!