Пионер 1947-01, страница 36

стерили над ней из сучьев и веток шалаш. Крышу и стены своей хатки крепко законопатили илом. Бобровая хатка не имела ни окон, ни дверей. Вход в неё зверьки устроили под водой. Водоём, запруженный бобрами, был неглубок, но зверьки проделали на дне борозду-траншею, которая вела прямо к входу в их хатку. По этой водяной дорожке бобры подтаскивали осиновые сучья и ветки: запасали себе корм на зиму.

В таких хлопотах прошла осень. Наступила зима. В начале зимы, пока не окреп лёд, бобры часто проламывали его, выходили на берег, «рубили» деревья и затаскивали ветки под лёд.

Но вот ударили настоящие декабрьские морозы.

Как-то, в погожее декабрьское утро, мы пришли на лыжах к бобровому водоёму. Было тихо и ясно. Голубые морозные искры сверкали на земле, на деревьях и в воздухе. Было как-то особенно, по-зимнему светло.

Мы вышли на открытую полянку. Посредине её возвышался большой снежный сугроб. Мы огляделись, сразу не узнавая места. «Да ведь это же вовсе не полянка, а занесённый снегом бобровый пруд, а сугроб посредине—бобровая хатка!» Мы подошли к сугробу и Прислушались — тихо, ничего не слышно. Ни один звук не доносится из-подо льда. Живы ли наши бобры и как они себя чувст

вуют в своём тёмном подлёдном убежище?

— Давайте-ка прорубим во льду прорубь,— предложил кто-то.

Мы быстро сбегали в избушку дяди Никиты и вернулись с ломом и лопатами. Через четверть часа прорубь была уже готова. Мы прорубили её как раз над тем местом, где у бобров шла по дну подводная дорожка к их хатке. Склонившись к проруби, стали напряжённо всматриваться: не заметим ли в глубине хоть какие-нибудь признаки жизни наших бобров?

— Бобки, бобки! — позвал дядя Никита.

Мы опять прислушались — ни звука. .

Вдруг вода в проруби всколыхнулась, и из неё показались две знакомых мордочки.

Бобры проворно вылезли на лёд. Мы на радостях принялись угощать их све-женарезанными ветками.

Наевшись, зверьки привели в порядок свои шубки и заковыляли обратно к проруби. Бултыхнулись в воду и исчезли. А мы всё стояли, вглядываясь в тёмную прорубь. Там было попрежнему тихо. Лёгкая морозная плёнка уже начинала затягивать прорубь, и на неё медленно падали крупные снежинки. Вечерело.

— Ну, прощайте, бобки, прощайте до весны!

Мы встали на лыжи и отправились до-] мой.