Пионер 1947-08, страница 25

Неожиданность...

Стараясь яе шуметь, Миша вошёл в комнату, окликнул: «Спишь, Малышок?» — чиркнул зажигалкой, зажёг коптилку и развернул большой пакет. В пакете был чёрный ватный костюм, темносерые валенки и две пары бязевого белья; Миша положил всё на табуретку, чтобы Костя, проснувшись, сразу увидел премию, присел к столу и задумался. Во сне Костя выглядел озабоченным; можно было бы сказать, что знаменитый снайпер молотка спит, сжав кулаки. Миша вздохнул... Он привязался к этому неразговорчивому парнишке, который улыбался редко, но так широко, что одна его улыбка заменяла не меньше пяти обыкновенных.

— Что же,—со вздохом проговорил Миша,— может быть, всё-таки получится по-нашему. Посмотрим...

Ему на глаза попалась записка, оставленная Костей: «Еш картошку на печьке». Он вынул карандаш, вернул слову «ешь» мягкий знак, сбежавший в слово «печка», поставил отметку «2» и снял котелок с печурки.

На другой день Миша не сразу сообщил Косте неприятную новость. Он дал своему другу налюбоваться валенками, помог обладить ватный костюм, и они вышли из дому. Казалось, что рядом с худощавым Мишей катится чёрный мяч—таким круглым и плотным стал в своей великолепной обновке Костя. Небо перед зарёй переливалось тихим звёздным мерцанием, мороз обжигал щёки, но не мог пробрать крепко упакованного снайпера молотка.

— Кстати, Малышок,— сказал Миша,— не так-то легко тебя отвоевать. Вчера начальник филиала полчаса ругался по телефону с заведующей отделом кадров и с начальником первого це.\а. Они требуют, чтобы ты вернулся на завод вместе со всеми ребятами.

Затаив дыхание, Костя ждал продолжения:

— Все ваши ребята под Новый год возвращаются на завод. Хочешь уехать с ними?

— Больно мне нужно в подсобниках ходить...

— А если тебя поставят за станок?

Косте сразу стало жарко, в ушах зашумело.

— Что же ты молчишь? — с грустью спросил Миша. — Что тебя больше привлекает: работа на филиале или учёба за станком?

Мысли заметались и перепутались. Филиал — это Миша, это слава в тарном цехе... Но станок!

— Станок—'это не молоток,—проговорил Миша, будто прочитал мысли своего друга.— Станок интереснее?.. А мне кажется, что быть мастером интересно в любом деле... Впрочем, выбирай сам!..

А что было выбирать, какой тут был выбор! Станок, заветный, желанный станок позвал его, и он должен был ответить: «Иду! Иду резать сталь!» Кроме того, если бы Миша мог до конца прочитать все мысли своего друга, он, к своему удивлению, увидел бы тонкую фигурку девочки, склонившейся к станку, он понял бы, что Костя должен непременно сравняться с этой девочкой, до которой сейчас ему было очень мало дела,— как он думал... Та девочка однажды при всех отказалась

сидеть с ним за обеденным столом, потому что считала себя лучше подсобника, а теперь, кажется, она издали улыбнулась новому токарю.

— Во всяком случае, ты подготовишь ещё одну группу инструкторов,— сказал Миша, будто только это его и занимало.

— Ясно, — ответил Костя тихо.

Медленно и в то же время незаметно прошли последние дни пребывания Кости на «Северном полюсе». Он учил ребят забивать гвозди и искал оправдание того решения, которое уже было принято им. Далеко ходить не приходилось: оправдание было под рукой. Дела тарного цеха быстро поправлялись, потому что снайперские молотки стучали всё увереннее и некоторые ребята уже забивали гвозди с пальца, хотя Костя их этому не учил. Но дело было не только в молотках. Теперь все видели, что работать бригадами в два человека гораздо сподручнее. В цехе появились новые слова: «укладчик» и «сбойщик».

— Ай да мы! — воскликнул Миша, ко*,,.» Костя сказал, что может сдать вторую группу инструкторов,— Шутки-шутки, а мы уже хик двинули тару, что упаковщики помалкивают, не жалуются. Пойдём, сам увидишь!

В упаковочном цехе залежь готовых снарядов сильно уменьшилась. Тара на вагонетках ждала загрузки. Упаковщики работали, как черти: снимали ящики с вагонеток, развинчивали «катюши» и упаковывали.

— Эй, Мингарей, долго ещё будете вагонетки держать? — спросил Миша. — Не справляетесь, так людей попросите ..Соображать надо!

Бросив на него быстрый взгляд, Мингарей усмехнулся.

— Если сейчас заваливаетесь, что будет через неделю? — продолжал Миша,— Вот что меня интересует.

— А что будет через неделю? — сердито осведомился высокий и тонкий рабочий,— Чего пугаешь?

— Прижмут вас наши снайперы по-настоящему,—пообещал Миша,—Правда, Малышок?

— Мы плакать не будем, — сказал Мингарей и прищурился.— Мы вторую смену робим, чтобы больше «катюш» отправить, а не плачем. Ты, Миша, нас твоим знаменитым Малышком не пугай. Мы тоже комсомольцы,— мы не боимся. Давай тару, давай много тары, а сам не ходи с разговорами. Зря время тратишь!

Когда за ним закрылись ворота, Миша сказал:

— Мы их потащили, а они сборку потащат... Конечно, упаковщикам трудно. У них сейчас комсомйльское знамя филиала, они боятся его потерять. Мингарей гордый, и бригада у него хорошая. Но знамя мы отберём непременно. Вот какие дела пошли. А ты уезжать хочешь, чудак! Говори: решил уезжать?

Косте стало невыносимо тяжело: неужели он оставит филиал, оставит Мишу.

— Говори: да или нет?—настаивал Миша.

— Уеду,— чуть слышно ответил Костя,— Тут теперь без меня справятся...

Миша внимательно взглянул на него:

— Ну что ж. Малышок, видно, быть тебе токарем. Поезжай, учись.

И Малышок уехал на завод.

22