Пионер 1956-03, страница 70

Ш w

его снисхождение. Потом она легла на живот, подползла сзади к Зорьке, осторожно взяла пальцами кисточку волос на его хвосте и стала усердно их перебирать, причмокивая губами.

Наконец зожак, повиди-мому, решил, что потерпевшая достаточно вознаграждена, а виновница наказана. Он не спеша встал, милостиво взглянул на обеих, как бы говоря: «Ну, смотрите, больше не ссорьтесь, а то я вас!», — и удалился.

Обезьяны, видимо, отлично его поняли: они мирно разошлись в разные стороны.

За время обезьяньего обеда возникло еще несколько драк. Вожак не ввязывался в потасовку. С угрожающим видом он делал несколько шагов в сторону дерущихся, и те мгновенно разбегались.

Я, не спуская глаз, следил за вожаком и за выражением его лица. Какая богатая мимика! То морда его выражает спокойную важность, то вдруг он гневно устремляет свой взор на какую-нибудь обезьяну, оскалив зубы, издает угрожающий звук и делает решительный шаг вперед, то вновь успокаивается и добродушно наблюдает за тем, что творится вокруг.

Мамаши и их детеныши

Детеныши мало походят на своих родителей: взрослые обезьяны серовато-бурые, а малыши почти черные. Самых маленьких матери носят на груди. Вот одна из них доверчиво приближается к нам со своим детенышем, остановившись возле Марфы Сергеевны, заглядывает ей в глаза.

Марфа Сергеевна улыбается и ласково гладит обезьяну.

— А-а, Нонночка! — приветливо говорит она.— Хочешь конфетку? Ну, бери, ешь скорей, а то отнимут.

Обезьянка как будто понимает, что ей говорят. Боязливо оглядываясь, она сует конфету в рот и с удовольствием сосет ее.

— А ну-ка покажи ребеночка, — снова обращается к ней Марфа Сергеевна и пытается поставить обезьянку на задние лапы.

Та покорно привстает, но передними лапами закрывает прицепившегося к груди детеныша.

— Никак но хочет показывать,— улыбаясь, говорит Марфа Сергеевна,— она только третьего дня родила. Прибежала ко мне, волнуется, кричит: «Ах, ахах!»,— будто что-то рассказывает, а сама руками закрывает малыша, чтобы я его не взяла.

Неподалеку от нас бродили другие обезьяны

К Марфе Сергеевне подойти не страшно, а вот к чужому — боязно.

с детенышами. Самые маленькие детеныши цеплялись за мать, будто приклеивались к ее груди, а те, что постарше, сидели верхом на спинах своих матерей. Поминутно они соскакивали на землю, хватали ручонками орехи, камешки, играли с ними, пытались засунуть в рот.

Мать в это время занималась своим делом и как будто во,все не обращала внимания на своего детеныша. Только, чтобы не удрал далеко, придерживала его рукою за хвост.

Когда обезьяна-мать идет куда-нибудь, она тащит детеныша за хвост, будто игрушку за веревочку. Малыш кричит, негодует, а потом садится на спину матери и спокойно едет на ней верхом.

Невдалеке от меня по дорожке идет обезьяна не на четырех лапах, как все, а на трех, неся на передней лапе, как на руке, довольно большого детеныша.

— Ишь, лентяй! — неодобрительно говорит Марфа Сергеевна.— Здоровенный такой, а сидеть у матери на спине не хочет. Вот и приходится таскать его на руках.

— Какая заботливая! — сказал я.

— Да, эта-то заботливая, — ответила Марфа Сергеевна, - жаль только что не все такие. Есть ох какие лентяйки! Да вот хоть на ту поглядите.

Я взглянул, куда указала Марфа Сергеевна. На дорожке сидела обезьяна с детенышем. Малыш пищал, хватался ручонками за мать, но та, видимо, сердясь, оторвала его от себя, посадила на землю, а сама отскочила в сторону. Малыш, собрав все свои силенки, шагнул к ней раз, другой и с радостным урчанием ухватился за мать. А обезьяна снова оторвала его от себя и отскочила прочь.

— У-у, безобразница! — рассердилась Марфа Сергеевна.— Да разве такой крохотный может сам бегать? Ему ведь только пятый день пошел.

64