Пионер 1987-09, страница 44

взглядом столбик из аккуратных пятерок, она сказала:

— А ты и правда уже почти взрослый, Сережа Новиков. . Хочешь навестить маму?

Он не поверил услышанному:

— А разве можно?

— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,— бодро сказала она, став прежней ДК— самоуверенной и решительной.— Твоя мама пишет, что в конце января на две недели приезжает из провинции в Хошимин. Вот мы и подгадаем. Со школой я договорюсь, чтоб отпустили. Разумеется, потом ты должен будешь наверстать упущенное.

Через месяц после этого разговора Сережа выходил из самолета в хошиминском аэропорту Тан-шоннят. Он ослеп от непривычно яркого солнца и спускался по трапу почти на ощупь, с ощущением, будто погружается в горячую воду. Шагнув на раскаленный бетон, Сережа попал в объятия загорелой женщины, одетой во все снежно-белое.

— Сереженька, неужели это ты?.. Вырос-то как! И похудел!

Он растерянно улыбался, постепенно обретая остроту зрения.

— Тюльпаны, наши, родные! — воскликнула мать, окуная лицо в букет, которым Дина Константиновна снабдила Сережу в Москве на аэровокзале.— Милые вы мои солнышки! — Ее щеки и кончик носа были припудрены цветочной пыльцой...

Он включил укрепленный под высоким лепным потолком вентилятор с тремя длинными лопастями. Эта «вертушка», целыми сутками монотонно гудевший кондиционер, тяжелые металлические жалюзи на окнах помогали переносить влажную тропическую духоту.

Номер Новиковых был просторный, с душем. Здесь стояли две широкие деревянные кровати с тумбочками в изголовьях, фанерный желто-коричневой расцветки трехстворчатый платяной шкаф, источенный древесным червем, и той же желто-коричневой масти комод, так изумивший Сережу: «Надо ж, как когда-то у бабушки!..» Низкий столик окружали плетеные раковинообразные кресла. Яркие абажуры на лампах, розовые гвоздики в вазе создавали почти домашний уют.

Сережа, довольный одиночеством и свободой, очень редким для него состоянием, разгуливал по номеру в плавках. Мельком заглянув в зеркало на стене, он с удовольствием отметил, что, кажется, похудел — вот даже ребра проступили — и уже вполне нормально загорел. Тропический загар был иной, нежели российский, мягче, с какой-то лимонной желтизной. Видели б его сейчас одноклассники или ребята из двора— рты разинули б: среди зимы такой загар!..

Сережа вытащил одно из плетеных кресел на балкон и устроился загорать как раз напротив солнца. Окно их номера выходило во внутренний двор отеля, отсюда, с высоты четвертого этажа, похожий на глубокий колодец, из которого вычерпали всю воду. Внизу, на дне колодца, заваленного грудами пустых ящиков и штабелями бутылок из-под питьевой воды, работали служащие отеля. Один колол топориком куски льда, рассыпая жемчужные искры, другой поливал из шланга потрескавшийся асфальт, третий катил тележку с громыхающими жестяными баками... Многие из них приезжали на работу на велосипедах. Сейчас эти велосипеды ровными рядами стояли во дворе. Вдоль этажей по периметру здания шли сплош

ные, сообщающиеся между собой балконы, по которым ходили горничные в синей униформе — носили кипы белья, бутылки с водой, фрукты...

По утверждению врача из Москвы Веры Борисовны Лазаревой, что жила в номере напротив, среди обслуживающего персонала отеля было немало этнических, то есть родившихся и выросших во Вьетнаме, китайцев. Это были молчаливые, подчеркнуто сдержанные люди. Некоторое исключение составляла Ли, приходившая убирать номер Новиковых. В присутствии напарницы, пожилой женщины, она работала не поднимая головы, но как только оказывалась с Сережей наедине, начинала украдкой разглядывать его, загадочно улыбаться

Сережа всякий раз норовил вручить Ли что-нибудь из привезенных с собой сувениров: то деревянную ложку, то значок... Девушка вежливо, но решительно отказывалась. И лишь вчера взяла маленькую матрешку. В коридоре она с детским любопытством долго рассматривала подарок и, похоже, разговаривала с матрешкой шепотом Заметив, что Сережа наблюдает за нею, девушка покраснела, едва уловимым движением сунула игрушку в косой карман халатика...

Сегодня Ли приветливо улыбнулась ему прямо с порога. Сережа полез в чемодан за новым сувениром. Под руки ему попалась деревянная расписная ложка Он протянул ее девушке. Ли отрицательно покачала головой, показала темными блестящими глазами на свою напарницу. Та молча взяла ложку, поднесла к губам, почмокала ими и вдруг рассмеялась. «Ну да, они же пользуются палочками»,— сообразил Сережа.

После ухода горничных Сережа взял с подноса плод, название которого Вера Борисовна переводила как «материнское молоко». Формой и цветом он напоминал большой недозрелый апельсин, а внутри была сладковатая, вяжущая рот кашица. Его надо было разрезать пополам и выковыривать нежно-молочную мякоть ложкой. Но Сережа нашел другой, более быстрый и удобный способ: проделывал ножом дырку в кожуре и со свистом высасывал содержимое...

Освежившись в ванной чуть теплым душем, Сережа надел приготовленное матерью белье— его здесь приходилось менять каждый день.

В поисках носового платка он перерыл все ящики комода Стал задвигать нижний — тщетно: что-то мешало внутри. Сережа опустился на корточки, осмотрел пыльную нишу и увидел приставший к боковой ее стенке квадратик картона. С трудом дотянувшись до квадратика — выдвигать верхний ящик было неохота, — Сережа достал его. Он оказался старой, измятой фотографией. На ней — человек в военной форме, скорее всего летчик или моряк.

Солнце поднялось над крышей отеля и прямой наводкой било в открытую дверь балкона. «Вертушка» и кондиционер, включенные на полную мощность, уже не справлялись с духотой в номере. Сереже пришлось закрыть жалюзи. До обеда он немного позанимался языком, слушал магнитофон через наушники, читал прихваченный из дому томик Грина. Ровно в тринадцать — специально следил за часами — Сережа отправился на верхний этаж отеля в ресторан. Точность, с которой он являлся на обеды, нравилась официанту, обслуживавшему столики у окна. Это был пожилой человек с неестественно прямой сухопарой фигу

©