Пионер 1988-10, страница 17

нулся, смотрел, как наплывает высокий и почти черный мыс.

Это был крутой полукруглый холм. Лесистый, сумрачный. С обрывистым выступом над водой. Выступ напоминал забрало рыцарскою, колючим гребешком украшенного шлема. Кромка «забрала» была без леса — ломаный гранитный край с редкими деревцами. От него до воды — метров сто, наверно.

И вот эта махина двигалась на пароход. Видимо, фарватер проходил недалеко от обрыва. Там ярко горела красная капля бакена, отражалась дрожащей стрункой.

Пассажир спросил:

— Спать не собираешься?

— Рано еще. Да и днем выспался.

Это верно. Я тоже подремал... Все как и должно быть.

Что «должно быть»? — отозвался мальчик. Без особою, впрочем, любопытства.

— Это я так... Извини, я хочу спросить... Допускаю. что выгляжу назойливым, но все-таки... Мне кажется, что тебя что-то беспокоит, ["рызет. как иногда выражаются... Не могу ли я помочь?

Мальчик не удивился. Сказал, все так же глядя на мыс:

— Но меня ничего не грызет... Думаете, будто я боюсь, что дома попадет? Ничуть.

—■ Нет, я не про это... А может быть, тебе просто зябко? Возьми мою куртку.

— Fie... мне тепло. Если надо, у меня безрукавка в сумке есть... Из козьей шерсти, домашняя вязка.

— А, это хорошо... Мама, наверно, вязала?

— Нет, не мама... Смотрите, там кто-то стоит!

Мыс придвинулся почти вплотную, обрыв нависал над пароходом. Кромка «рыцарского забрала* скрыла за собой лесистую вершину холма. Черный неровный край рисовался на светлом небе, над ним висела голубая несмелая звездочка. А левее звездочки виден был неподвижный силуэт. Маленькая тонкая фигурка со склоненной головой и опущенными руками.

Конечно, ничего особенного в этом не было. Мало ли туристов на здешних берегах. Какой-нибудь пацаненок улизнул из палатки и глядит с высоты на окрестности...

Но беспричинная тревога толкнула мальчика так же, как во время песни об Угличе. Он крепче охватил колени и прижался теменем к дрожащей стенке каютной рубки.

— Стоит...— с непонятной интонацией отозвался Пассажир. Он тоже смотрел. Запрокинув лицо.— Стоит. Да...

Звездочка прошла за плечами мальчишки па обрыве. Силуэт шевельнулся. В это время заскрипели доски расшатанной палубы. С носа шла, переваливаясь. буфетчица. Пассажир подвинул ноги под скамью, а сам все смотрел вверх. Буфетчица прошла, и от ее передника пахло макаронным гарниром. Мальчик придержал дыхание. В эту секунду на досках звякнуло. Денежка! Светлое небо отразилось в белом кружочке. Пассажир быстро повернулся к мальчику. Тот сбросил со скамейки ноги, нагнулся.

Однако проворнее всех оказалась буфетчица. Неожиданно легко обернулась, присела, накрыла монетку ладонью.

— Это моя!

— Почему вы решили, что ваша?— с непонятной злостью сказал Пассажир.

А чья еще?— Буфетчица сжала находку

в кулаке, встала.— Карман-то дырявый на фартуке, всю мелочь растрясла. Ох ты, пропади оно все пропадом... И пошла прочь походкой вороватой утки.

Вот ведь с... сытая жадюга, с болезненной досадой произнес Пассажир.

Мальчик отвернулся. Всегда неловко, если в симпатичном человеке открывается неприятная черта. Пассажир, кажется, смутился. Закашлял.

— Наверно, она правда из кармана денежку выронила,— скованно сказал мальчик.

— Да нет. Это не ее...— вздохнул Пассажир.

— Ваша?

— Да нет...— Он опять сумрачно вздохнул.— Скорее твоя...

— А! Может быть...- Мальчик встал, подергал шорты, в кармане забрякало.— Я сегодня три рубля разменял, сплошь пятнадчиками. Наверно, один выскочил. Ладно, не разорюсь!

— В буфете разменял?— поинтересовался Пассажир.

— Ага.

А завтра туда пойдешь?

— Не... Там противно. Как-нибудь дотерплю, утром моя пристань. А оттуда до дома полчаса на автобусе.

— Утром ты едва ли доберешься,— ворчливо сказал Пассажир.— Машина еле дышит, я в этом деле понимаю... Боюсь, что ночыо мы застрянем с ремонтом.

— Это плохо,— обеспокоенно сказал мальчик.

— Так что без буфета нам, голубчик, не обойтись.

— Но котлеты я больше есть не буду. От них до сих пор в желудке тошно. Лучше уж вафли с чаем.

— Это неважно.-- тихо сказал Пассажир.— Главное, чтобы все вернулось на круги своя...

— Что?! Пароход в Лисьи Норы вернется?

— Да нет, это я о своем... Не обращай внимания.

Мальчик послушал, как работает машина. Не уловил в ее ритме сбоев, решил, что опасения напрасны, и опять устроился с ногами на скамейке, посмотрел вверх.

Темная фигурка гю-ирежнему рисовалась на зеленоватом небе. Неподвижная... И вновь мальчик ощутил беспокойство. Словно тому, кто стоял на обрыве, что-то грозило.

Мыс уже отходил назад. Край обрыва менял очертания. Квадратный зубец сближался с силуэтом. грозя через полминуты закрыть его. Звездочка была теперь далеко в стороне.

Мальчику хотелось, чтобы стоявший на кромке ушел оттуда раньше, чем скала скроет его из виду. Но тот не шевелился.

— Стоит и стоит...— прошептал мальчик.

— Стоит,— неожиданно громко отозвался Пассажир.— Куда ж ему деваться...

— Почему куда деваться»?

— Это же бронза. Скульптура.

Да?! — удивленно сказал мальчик.

— Многим кажется, что просто человек на обрыве...

— Мне даже показалось, что он шевелился. Будто рукой махнул... Перед тем, как тут эта пошла, из буфета.

— Издалека да в сумерках что не почудится...

Темный выступ на обрыве наконец плавно закрыл скульптуру.

— А я-то думал...- сказал мальчик.— Будто мальчишка там.

Ф

1