Пионер 1988-10, страница 20

Пионер 1988-10, страница 20

солнце, вспыхивал фонарь. Впрочем, он служил скорое для украшения, чем для пользы, потому что большие суда по реке не ходили.

— Не ходили? Она же широкая...

— Да ведь и сейчас не ходят большие-то... В устье лежит песчаная отмель. Бар называется. Этот бар не пускает суда в реку. А без сообщения с морем у реки какая жизнь. Ты, наверно, обратил внимание, что на здешних берегах нет крупных городов. Не то что на других ближних реках...

Но этот, Реттерхальм, он был все-таки крупный?

— Вовсе нет. Около двух тысяч жителей. Даже по тем временам это совсем не много... Однако город был знаменит: своим театром, библиотекой, древностями. Сюда любили наезжать поклонники искусства и старины... И сами обитатели Реттер-хальма любили, конечно, свой город. В том числе и юные жители, школьники. Потому что трудно придумать более подходящее место для игр. чем старые переулки, заросшие дворы, таинственные подвалы под цитаделью и галереи в замковых дворах.

— А тот мальчик, он...

— И тот мальчик любил, разумеется. О нем сейчас и речь...

Я постараюсь, чтобы ты представил его подробно. Когда ясно представляешь себе человека, легче его понять... Лет ему было без малого тринадцать. Лицо узкое, глаза светлые, волосы прямые и почти белые. Даже подстриженные, они падали на уши и на шею... В общем, типичный житель здешних северных мест. Обыкновенный реттер-хальмский школьник в голландке и с шульташем...

— С чем?

— Так называлась школьная сумка из твердой кожи шульташ. А голландка — это матросская блуза с галстучком. Тогда такие блузы носили мальчишки во всей Европе. Или короткие курточки с узкими рукавами и белыми откидными воротниками. И штаны с медными пуговками у колен, и высокие башмаки с крючками для шнурков, и кусачие шерстяные чулки, без которых даже в жаркие летние дни не пускали в реттерхальм-скую школу... Так что, видишь, внешне Галька был совсем не такой, как ты...

— Кто?

— Ах, да... Тебе его имя, наверно, покажется странным. Как у девочки... Но полное имя мальчика было Галиен. Галиен 'Гукк, сын Александра Тукка. заведующего костюмерными мастерскими городского театра. У Галиена, кстати, имелось двое старших братьев и младшая сестра... Итак — Галька его мальчишечье имя. По-реттсрхальмски звучало оно так же. как по-русски. Между прочим, и мелкие, обточенные водой камушки назывались гальками, как у нас. Пожалуй, только помягче — «халька»...

Характер у Гальки был разный: то задумчивый, то веселый. Потому что и в жизни было много разного. Хорошо было посидеть над толстой книжкой про рыцарей, драконов и фей, а хорошо и другое: прибежать из школы, кинуть под кровать громоздкий шульташ, сбросить осточертевшие башмаки и чулки, схватить деревянный меч и бежать босиком, в развевающейся голландке в замковый двор, где приятели затевали военные игры.

Галька не был ни отчаянным, ни задиристым. Но, если нападали, не отступал. И если попадало

деревянным клинком по костяшкам или камнем из рогатки, не ронял ни слезинки. Он мог заплакать по другой причине: от какой-нибудь обиды или от жалобной истории — одной из тех, которые иногда придумываются сами собой. Например, как после рыцарского подвига его, смертельно раненного, приносят в город и главный советник магистрата господин фон Биркенштакк произносит речь о герое, павшем во славу родного Реттерхаль-ма... А бывали слезы от оценок по латыни, которые ставил господин Л а мм - самый безжалостный наставник реттерхальмской мужской гимназии...

Однажды на исповеди Галька отчаянно сознался пастору Брюкку в своих слабостях и слезах. И еще в том, что желает наставнику Ламму свалиться с моста над Восточным оврагом и сломать... ну. нет, не шею, это чересчур. Но хотя бы вывихнуть нога. Чтобы он недели две не ходил на уроки и не мучил школьников ненавистной латынью.

Пастор Брюкк произнес краткую речь о красоте и пользе языка римлян и ученых, а также о терпении и любви к ближнему, но потом вздохнул и отпустил Гальке грехи, потому что сам был когда-то гимназистом...

Пассажир замолчал и глянул на мальчика: слушает ли?

— А в каких годах это все было?— спросил мальчик.

— В каких годах... Ну, прикинь. В ту пору по улице, что спирально опоясывала холм, пустили трамвай. А трамвай этот был одним из самых первых на всем свете, старше берлинского...

Кстати, глава магистрата фон Биркенштакк долго не соглашался на такое новшество. Но собрание выборных представителей настояло. Среди жителей Ретторхальма было много пожилых граждан, им надоело карабкаться по лестницам. Радовались трамваю и мальчишки, тем более что детям позволяли ездить бесплатно. У вагоновожатого Брукмана в первые дни только и было работы, что катать школьников. Конечно, город небольшой, но пока трамвай пять раз объедет холм, это целое путешествие.

Сейчас время сказать, что именно с трамваем связано начало нашей истории. Правда, случилось это не весной, когда трамвай только пустили, а в августе, в первые дни школьных занятий. Не удивляйся, это у вас ученье начинается с сентября, а тогда в школу шли с первого августа. Конечно, такой обычай ребята проклинали, Лето на дворе, а ты жарься за партой! И после уроков они старались наверстать упущенное. Тем более что август в том году стоял жаркий...

И вот теперь...— Пассажир сел поудобнее и взял тетрадь.— Теперь, голубчик, если не возражаешь, я почитаю. Тут уже не предисловие, а события... s Тебе не наскучило? щ

Мальчик быстро замотал головой. 2

Пароход уже долго стоял у какой-то пристани. ^ Машина не работала. За тонкой стенкой каюты о. сварливо, но негромко спорили мужчина и жешци- н на. Это не мешало тишине. В лампочке тонко зве-нела раскаленная нитка. ш

Пассажир выпрямился в кресле и поправил 5 очки.

— Итак, приступаем. s

ОКОНЧАНИЕ ПЕРВОЙ ЧАСТИ В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ.

Ф