Пионер 1988-11, страница 45

I

Сергей СЕДОВ

I

Яблоки и груши

Теперь у меня сад. И очень этому рад. Сначала сажаю яблоню, Потом сажан» грушу. И скоро наемся яблок. Потом я наемся груш.

По вот прилетели вредители. Сидовых дерсньен губители. Сначала напали на яблоню. Мотом напали на грушу. А я ожидаю яблоки. Потом ожидаю груши.

Вредители дружные, видно, Листьсн уже не нидно! ('начала не видно на яблоне, Потом не пидно на груше. Л я ожидаю яблоки, Потом ожидаю груши.

И нот н саду соседнем Падают фрукты осенние. Сначала надают яблоки, Потом надают груши. Л я сижу под яблоней, Потом сижу иод грушей.

Сижу уже три дня — Не падает на меня! Сначала не падает с яблони. Потом не падает с груши. Вот я не наелся яблок, Потом не наелся груш...

Дина ТЕЛЕВИЦКАЯ

Я почему-то знаю!

Я почему-то знаю. Что именно п трамвае, В автобусе, троллейбусе, А может, в электричке В один прекрасный вечер Я вдруг кого-то встречу. Возможно, даже скажет он: «Нринстик!» — но нринмчке. Я почему-то верю. Что распахнутся двери В автобусе, троллейбусе, Л может быть, в трамвае, И кто-то, до смешного Похожий на Орлова, Мне скажет: «Вот и встретились!» И будет тто и мае!

чешь. Теперь я могу поехать в Москву, папочка!

Может быть, лучше поговорим об этом в машине,— сказала бабушка.

— А мы тебя по телевизору видели! — вмешался Вильгельм. Ты такая тощая... А меня теперь тоже покажут по телевизору? - спросил он, показывая на камеры и репортеров вокруг них.

Он никак не хотел уходить. Но папа велел Роза-линде пожать руки вожатым.

Прощаясь с Эммой и Арендом, Розалинда заметила, что у Ханса берут интервью два репортера. Он был героем команды, а его премия была у нее.

По дороге домой в машине о Москве не говорили, говорили только о Жевене. Бабушка не на минуту не умолкала. Она знала какой-то особый секрет: как задавать вопросы, не давая времени на их ответ. Можно было подумать, что это она ездила в Жевсиу.

Только дома, где ее нежно обняла и поцеловала мама, Розалинде дали возможность немного поговорить. И, пока она рассказывала об отеле «Вильгельм Телль», о Хансе, Симоне, эстафете, госпоже Карабас и обо всем прочем, бабушка задумчиво смотрела на красивую икону.

Розалинда ни слова не сказала об истории с похищением: она боялась, что ее никуда и никогда больше не пустят, если только узнают о том, что случилось.

Не нужно тебе было брать эту премию,— сказала мама. Она предназначена для мальчика.

— Какая вредная премия,— вставил папа.— Ребенок не должен ездить один за границу на каникулы.

На этом разговор о премии закончился.

С того дня Розалинда опять начала каждый день ходить на прогулку с собакой соседа, который за это время прибавил пару-другую килограммов веса.

Они подолгу гуляли и рассуждали между собой: следует ли отдать обратно премию ее владельцу Хансу.

И вдруг бабушка разрешила проблему.

— Рози,— сказала она как-то.— Поздравь меня, я приняла решение. Во время осенних каникул мы вместе полетим в Москву. Я уже купила два билета. У меня были кое-какие сбережения. Они у меня лежали в банке, сейчас я поняла, что с ними делать.

Розалинда думала — ослышалась. Это сон! Сейчас бабушка растворится! Но бабушка не растворялась, а, наоборот, стала еще сильнее проясняться.

Но ты же, бабушка, ничего общего не хотела иметь с этим противным Советским Союзом. Ты же всегда говоришь, что они говорят...

Главное, что я говорю сейчас. А сейчас я говорю, что хочу посмотреть эту страну. Хотя это будет и небезопасно. На нас могут охотиться и даже захватить.

Она продолжила решительно:

— Отдай свою премию .мальчику. Он ее заслужил. У нас хватит денег. Я узнавала.

— А папа и мама знают об этом... что ты?

— Вчера вечером мы все подробно оговорили. Нет, они не могут поехать с нами. Некому будет остаться в магазине. Поэтому рисковать должна я. А, впрочем, старой голландской бабушке не привыкать!

КОНЕЦ.