Пионер 1988-12, страница 21

«Только желтая кожаная кукла»,— с болью вспоминал Галька и покачал головой. Артиллерист продолжал:

— Не скрою, что во многих домах вылетят стекла, кого-то скинет с кроватей... Могут быть случайные жертвы... Это война...

Капитан-командор смотрел на Гальку твердо, честно. Его лицо сейчас было, как у древнего Красса — римского полководца из учебника истории. И Галька невольно подтянулся, встал прямо.

- Галиен,— сказал капитан-командор.— Мы же не скрываем: ты идешь на серьезное дело. На суровое. Ты выбрал сам... Я должен предупредить: если ты задумал хитрить, лучше не надо. Получится, что ты диверсант и воюешь против нас. А для тех, кто воюет, законы одинаковы — и для взрослых, и для мальчиков. И как поступают с диверсантами и шпионами, ты знаешь...

Крупные мурашки пробежали по Гальке от затылка до пяток. Но он не отвел взгляда.

— Я знаю.

Может быть, тебе лучше уйти? Мы дадим тебе на дорогу еду, одежду, деньги... Я не хочу для тебя беды.

— А вы не боитесь, что я вернусь в город и расскажу, как вы собираетесь напасть? — в упор спросил Галька.

— А мы в этом случае и не пойдем в Реттерхальм,— тем же гоном ответил Красс. - Значит, не судьба. Мы изменим планы.

Галька опустил голову и с полминуты думал. Красс и Бенецкий терпеливо и понимающе молчали. Галька нащупал в кармане монетку Логика. И глянул на Красса чисто, спокойно.

— Нет, я проведу вас в нужное место. Как договорились.

Он проводит. И обратно монитору не уйти. А ненавистное серое здание магистрата с его башнями, часами, арками и узкими тюремными окнами — пускай рушится и горит. Пусть!

«Это вам не трамвай,— подумал Галька.- Звону будет побольше... А все-таки Брукман врет. Я помню точно: трамвай затормозил раньше, чем я прыгнул...»

2.

«Трое суток монитор простоял у лесного мыса в шести милях от Реттерхальма. Замаскированный, незаметный с реки и с берега. Да и некому было замечать, место безлюдное.

Большинство моряков жило на берегу, в сарае и шалашах.

Экипаж монитора состоял из сорока человек. Многие относились к Гальке добродушно. Звали в свой кружок во время обеда, дарили вырезанные из сучков свистульки, иногда со смехом просили: «А ну, юнга, расскажи, как ты обезоружил нашего боцмана».— «Да ну...— скромно говорил Галька.— Это я с перепугу. Думаю, как выстрелит! Вот и дернул за дуло...»

Были и такие, кто не обращал на Гальку внимания. Но только двое смотрели враждебно: лейтенант Хариус открыто заявил, что не верит мальчишке ни на грош, а боцман... ну, этот, ясно почему злился.

Галька жил свободно. Выстроил себе индейский вигвам, часами бродил по лесу... Или ляжет в траву и смотрит на облака. И думает. О многом...

Думал он и по ночам, один в вигваме. И чем дальше, тем изнурительнее становились мысли. Не давала ему покоя история с трамваем. «Ведь он же затормозил раньше!..» Ну, а самое главное — Гальке уже не казалось, что это будет здорово, когда бомба разнесет магистрат. И когда полетят повсюду стекла... Пусть даже никто не пострадает, но наверняка обрушатся хрупкие фонтаны, повалятся из ниш чугунные рыцари (в том числе и «Колченогий Том», за которым любил укрываться Галька, когда играли в пряталки). И возможно, вспыхнут пожары...

Шар на маяке, наверное, лопнет и осыплется битыми стеклами от ударной волны.

...А если вдруг выстрел будет неточным и снаряд врежется в гущу домов?!

Утром Галька так и спросил у старшего артиллериста:

А если выстрел будет неточным?

— Это исключено,— спокойно, даже чуточку лениво ответил Бенецкий.— Я понимаю твой страх, но он напрасен. Пойдем.— Он повел Гальку в недра монитора, где пахло сухим теплым железом. Включил фонарик. Открыл в зарешеченной кают-ке стальной клепаный рундук.— Смотри.

Внутри лежали длинные холщовые мешочки с черными буквами и цифрами.

Это артиллерийский порох. Так называемые картузы. Каждый взвешен с аптечной точностью. Они закладываются в орудие по строгому расчету. Потом на дуге прицела устанавливается точнейший угол стрельбы. И не просто так, а в соответствии с таблицами... Вот их сколько...— Артиллерист повел фонариком. На железной полке стояли одинаковые серые книжки.— Это гарантирует стопроцентное попадание... Ну? Я тебя убедил?

Почти,— вздохнул Галька.— Только все же непонятно... Если можно так точно рассчитать, почему артиллеристы часто мажут по цели?

— А-а...— засмеялся Бенецкий.— Это из-за спешки в бою. При стрельбе по движущимся целям. Бывает, что не до расчетов, да и расстояние до целей известно не всегда... И бывают разные артиллеристы...— Пенсне Бенецкого отразило фонарик. - Да... Мы не промахнемся. Дистанция измерена по карте с точностью до сажени. Вес пороха высчитан до грамма: артиллерийский заряд номер три. Отклонение снаряда возможно на два-три метра, не более... А дальше — дело десанта. Одна его часть - прямо в город, в гости к господину главному советнику Биркенштакку... Ты ведь обещал показать к нему дорогу? Ну вот... А вторая группа занимает перешеек и блокирует форт. Господам артиллеристам придется сдаться. Развернуть крепостные орудия в тыл, в сторону монитора они сразу не смогут, на это надо не меньше трех часов. И вести бой с десантом не станут, мы к тому времени возьмем заложников в городе...

Биркенштакка,— сумрачно сказал Галька.

— Охотно. Чтобы доставить тебе удовольствие.

Но Галька удовольствия не испытывал. Вид пороховых картузов у него вызвал совсем другие чувства. И мысли. Пока, правда, неясные.

Но скоро мысли и планы стали точнее.

Монитор «Не бойся» готовился к боевой операции. Механик фан Кауф сменил белый костюм на замызганную матросскую робу и с помощниками возился в машине. Матросы перешли с берега в тесные ржавые кубрики. Чистили карабины.

Ф