Пионер 1989-02, страница 7

кает сама по себе. Панк-музыка! А кто такие «панки»?

— А кто такие «панки»?— передразнил Киссиц-кую подоспевший Прибаукин, волоча за собой Юстину. Оба они разрумянились, разомлели от бурных танцев, и счастье наполняло их лица.

" — «Панки», — покровительственно пояснила Киссицкая,— на Западе выступают против общества. Они и в музыке объявляют свою самостоятельность, независимость от остальных. До них выступали «хиппи» — протестовали против городской'культуры, звали в поля. А еще раньше были «сердитые люди», которые бунтовали против своих высокопоставленных родителей...

— Да что ты?— нарочито удивляясь, уставился на Киссицкую Прибаукин.— Какая ты, Цица, у-у-умная! Просто жуть! Даже мурашки щекочут! — И другим тоном, резко и с раздражением: — Пошла бы ты... потряслась. Или никто не клеит?.-.

Оля вспыхнула, но улыбнулась снисходительно:

— Балда ты, Веник!

— Я-то балда,— согласился Веник,— но вот Князь...— Он сделал перед Пироговым реверанс, согнувшись и помахивая у ног воображаемой шляпой. Все заулыбались, а Игорь, услышав, что обращаются к нему, встрепенулся... Но тут Дубинина внезапно произнесла:

— Расстегнулось,— и едва повела рукой в сторону Киссицкой.

— Что расстегнулось?— растерялась Оля.

— Пуговка расстегнулась,— невозмутимо пояснила Дубинина.— На костюмчике. Говорят, ты сало любишь?..

— Ха-ха-ха! — загрохотал Прибаукин, заражая всех своим смехом.— Один ноль в пользу Олеськи.

Оля почувствовала, что она повергнута. Ей бы повернуться и уйти, но не хватило духу оставить Игоря возле Дубининой. Она презрительно ухмыльнулась и ответила только Прибаукину:

— Ноль — это ты, Веник.— И не взглянув на остальных, обратилась к Пирогову: — Игорь, можно тебя на минутку?..

Пирогов нехотя оторвался от стены, которую, казалось, продавливал спиною и. жестом объяснив присутствующим необходимость отлучиться, последовал за Киссицкой.

— Тебя устраивает общество этих куриных мозгов? — Оля наступала и нервничала, стремясь подальше увести Пирогова.

— Ну, почему куриных? — будто удивился Пирогов.— Там наши друзья, Славик, Попик и даже Анатолий Алексеевич...

— И Прибаукин,— отрезала Киссицкая,— с его пошлыми шуточками. Ты же сам говорил, что он человек не нашего круга.

— Но • здесь же общий круг,— отбивался Игорь,— мы же на танцах, а не в салоне.

— Вот именно,— не очень последовательно настаивала на своем Киссицкая.— Я не захотела ответить этой, унизиться. А красотка явилась на танцы?! Уже не "скорбит о Судакове?

— Она не хотела идти,— вступился, может, излишне горячо Игорь.— И не танцует. Ее Анатолий Алексеевич вытащил, потому что ей худо. Жизнь же не может остановиться. Зачем ты так зло?

Киссицкая почувствовала, что наворачиваются слезы.

— А она? Она не злая? При чем тут сало?.. Чехов говорил, что воспитание в том, чтобы не заметить. Но тут о воспитании не может быть и речи...

— Сало, наверное, ни при чем,— устало и уже с раздражением отозвался Пирогов.— Но и Чехов тоже ни при чем. Нельзя же повсюду веста умные разговоры.

— Ты хочешь сказать...— начала было Оля, но слезы мешали ей.— Если б я могла предположить... Я думала... я так хотела потанцевать.

— В таком настроении,— жестко заключил Игорь,— я не способен танцевать... Извини...

Киссицкая резко повернулась и заторопилась к выходу. У двери она все-таки обернулась и скорее почувствовала, чем увидела, что Игорь возвращается на прежнее место, возле 'Дубининой. Она выбежала на улицу и, плача, понеслась бульварами домой.

9

Ночью не утихал дождь. Он колотил по балкону, словно забивал гвозди, и Оля все больше чувствовала себя распятой и уничтоженной. Теперь ей приходили в голову великолепные реплики, которые она могла бы бросить в лицо этой. И она думала только о том, как отомстить...

К утру она приняла окончательное решение: прекращает всякие отношения с Князем. И даже не посмотрит больше в его сторону. С этой мыслью она немного успокоилась и уже на рассвете задремала. А проснулась от резкого телефонного звонка. Телефон трезвонил, как колокол, созывающий на пожар, и Оля, забыв обо всем, босая, метнулась к аппарату и, отчаянно волнуясь, сорвала с рычага трубку.

— Привет! — услышала она насмешливый голос Холодовой — Ну, как первый бал Наташи Ростовой?

Говорить с Холодовой не хотелось. После ухода Ники Мухиной они сблизились. Холодова — человек любопытный: много читает и мыслй у нее неожиданные, не слышанные от других. Но холодность и равнодушие ко всему, что не затрагивало ее интересов, не позволяли довериться ей. Вот теперь Оля чувствовала, что ее тезке, многоуважаемому Сократу, как возвеличил ее клоун Прибаукин. нет ровно никакого дела до так называемой Наташи Ростовой. Просто хочется узнать новости...

Как князь Андрей на том далеком балу, Оля загадала: если спросит о Кустове. то, может, у нее еще наладится с Игорем? Но Холодова и не думала интересоваться Славиком. Она рассказывала о себе: на зимние каникулы ансамбль поедет в Бельгию. Ее руководитель в школе юных журналистов, очень симпатичный третьекурсник с факультета журналистики, дал ей задание написать об этих гастролях. Он сам пишет прозу, и его обещали напечатать в «Юности». У букинистов она достала четырехтомник Платона, можно изучать диалоги с Сократом...

— Твой Кустов, между прочим,— мрачно оборвала ее Киссицкая,— подпирал стенку возле Дубининой. Смотри, пока ты будешь гастролировать с балалайкой и тешиться диалогами с Сократом...

— Ой, как было бы хорошо! — обрадовалась Холодова.— Для меня просто спасение, если Славик к кому-нибудь пристроится.— Она презрительно хмыкнула и вдруг встрепенулась: — А ты-то, Кися, что, собственно, такая... сердитая? Не занял ли вакантное место возле Дубининой твой великосветский Князек?

— Почему ты всегда обо всем говоришь насмешливо?— сорвалась Киссицкая, и тут же по