Пионер 1989-03, страница 10

Родители отдалились от нее. и она к этому привыкла. Она была благодарна им и за то, что своими превосходными успехами на производстве и в жизни обеспечили ей вполне благополучное сушесто-вание и немало упрочили в ней чувство уверенности в себе и защищенности от внешнего мира. Правда, иногда Оле казалось, что отец и мать потеряли для нее что-то живое, близкое, домашнее. Превратились в некий неодушевленный образец примерности и положительности, который надо выставлять на всеобщее обозрение для подражания и поклонения, но что-то мешало ей подражать и поклоняться. С годами все меньше понимала она, зачем устраивать шумиху вокруг простых вещей? Зачем постоянно суетиться и перевыполнять планы, а не создать их сразу такими, какие под силу честно работающему человеку? И стоит ли уж так бурно восторгаться чест

ным трудом? Разве это не норма порядочности?

Летом она уезжала с сестренкой в деревню к бабушке.

Бабушку Оля любила. Отступая от принятых для себя правил, частенько по вечерам льнула к бабушке, укладывая голову на ее колени, чтобы погладила.

С утра до вечера бабушка крутилась в своем хозяйстве, не отказывалась, если просили, пойти помочь на колхозную ферму, где проработала больше сорока лет. Бабушка твердо ступала по земле, на которой родилась и состарилась. И не вставала на цыпочки, чтобы достать с неба луну.

Вечерами бабушка рассказывала Оле о тяжелом деревенском детстве, о молодости, которая пришлась на войну, о трудных и голодных послевоенных годах и о том, как после гибели на фронте мужа пришлось ей одной ставить на ноги сына.

Бабушка судила о жизни без затей, но во всех ее «хорошо» или «плохое не сквозило надуманности мудрствования, а жила спокойная мудрость опыта и здравого смысла.

Возвращаясь от бабушки в город, Оля Холодова еще больше отстранялась от всех, замыкалась в себе, именно в себе пытаясь черпать силы. Что