Пионер 1989-03, страница 8

Пионер 1989-03, страница 8

— И у тебя спрашивала, и у всех,— Киссицкая заметно волновалась.

— И ты ей намекнула? Ну, скажи честно родному коллективу, а?

— Отстаньте вы от меня! — уже со слезами выкрикнула Киссицкая.— Ни о чем я не рассказывала.— Она тоже схватила портфель и побежала прочь от своих товарищей.

Они давно учились вместе и неплохо знали друг друга. Киссицкая говорила правду, она не рассказала Виктории Петровне о том, что произошло у Столбовых. Но в то же время, эта правда была неполной, половинчатой. Когда Виктория Петровна пытала ее вопросами, Киссицкая молчала. Но в конце разговора не преминула, по своему обыкновению, сгладить впечатление, попыталась утешить завуча:

— Не волнуйтесь так, Виктория Петровна, ничего особенного не случилось. Через день-другой все само собой образуется. Вы же знаете Прибаукина и Клубничкину,— без фантазий они не могут.

В тот день, когда вышел весь этот скандал на французском, произошло еще одно печальное событие. Порывшись в портфеле, Вениамин Прибаукин не обнаружил там своего дневника. Не того дневника, в котором Виктория Петровна изощрялась в угрожающих посланиях родителям, а личного дневника, в котором почти ежедневно делал записи сам Вениамин.

17

Спрятавшись под лестницей, ведущей на чердак, в стороне от всех, пыталась справиться с собою Оля Холодова. Анатолий Алексеевич объявил, что педсовет отказывает ей в характеристике для поездки с ансамблем за границу. В чем, собственно, она провинилась? Учится на пятерки. Политинформацию проводит. Что же еще? Дерзит? Бушует? Так она же защищается!.. Разве непонятно? Дурацкая история со столбовскими вещами? Но она же и повела всех объясняться к Столбовым?!

Никто и никогда не видел Холодову плачущей. Бывало, что в момент сильного волнения шея ее покрывалась красными пятнами, но разве так уж заметно это за высоким воротничком школьной формы?! Выражение невозмутимости и холодности почти никогда не оставляло ее лица, сразу убеждая, что все возможные страсти и желания подчиняются в этом человеке воле и рассудку. И теперь она старалась задушить в себе рыдания...

От людей Холодова быстро уставала. Даже самые близкие мешали ей сосредоточиться на своем, для нее важном. Природой ей даровано было редкое умение оберегать и защищать свое «Я», и она искренне недоумевала, когда ее упрекали в эгоизме и равнодушии.

Оля Холодова упорно старалась забыть себя в детстве. Тогда она была другой, и воспоминания мешали ей вполне осознать себя сегодняшнюю. Когда-то и ей, как Нике Мухиной и Киссицкой, хотелось во всем участвовать. С удовольствием соглашалась она быть звеньевой, членом совета отряда, а как-то ее выбрали и председателем. Она произносила речи, требовала от ребят, .чтобы хорошо учились, хватала за руки всех, кто сбегал с пионерских сборов.

Особенно нравился ей кукольный театр, который организовал Славик Кустов. Тот, прежний Славик, не хмурый, сутуловатый подросток, а радостный и добродушный мальчик. Славик принес

из дома кукол. Он шил их вместе с мамой и младшим братом. И учил всех желающих кукол оживлять. Разыгрывали русские народные сказки или сами сочиняли смешные, коротенькие скетчи, добродушно высмеивая школьные проказы. Постепенно куклы научились не только двигаться и говорить. но петь и танцевать. Оли но умение подыгрывать куклам на балалайке обеспечило ей свое, особое место, в небольшой, состоящей из мальчишек труппе.

Спектакли показывали в школе, в соседнем детском саду и по очереди во дворах всех домов, где они жили. Старшая пионервожатая вечно носилась по школе, как ошпаренная, отбивалась от них своей занятостью и не принимала в их театральных делах никакого участия. Но однажды, когда в школу приехали из райкома комсомола и всю дружину собрали на пионерскую линейку, пионервожатая отчитывалась перед гостями их театром. Куклы перестали казаться Оле живыми, превратились в игрушки, из которых пора вырасти.

После занятий все пионеры их школы бегали по соседним домам, унижались, просили: «Тетенька, не найдется ли у вас лишней макулатуры?», «Дяденька, макулатура у вас не завалялась?». Иногда их щедро одаривали, иногда перед носом захлопывали дверь. Случалось, вежливо объясняли, что за макулатуру получили уже «Королеву Марго».

Оля так неловко чувствовала себя во время этих выпрашиваний и так уставала, таская тяжелые пачки грязной и пыльной бумаги, что вечером долго не могла прийти в себя и плохо спала ночью. Каждый день старшая вожатая обещала, что машина заберет их внушительный вклад в «Миллион — Родине!» — для новых книг, учебников и тетрадей. Но обещанная машина не приезжала, и макулатура сгнила под дождем и снегом. И в душе, словно ржавым колесом проехались по живому, остался след, который и сейчас еще не порос травою.

Несколько лет участвовала она в шумных тимуровских рейдах по домам ветеранов войны под лозунгом: «Приносить радость людям!». «Вам не нужна помощь?» — настырно спрашивали они, врываясь в благоустроенные квартиры.— «Спасибо, миленькие,— отвечали старики и старушки, порою умиляясь до слез.— Слава богу, у нас дети, внуки, все хорошо». Иногда одинокие люди просили о чем-то — сходить в магазин, в аптеку, но доставляло ли это им радость? Большей частью ребята не успевали даже запомнить имена этих людей, так как выданные им пионервожатой адреса постоянно менялись. Когда же в Олином подъезде парализовало одинокую женщину, никто не знал об этом целую неделю! С тех пор Оля возненавидела «добрые дела» под лозунгами и по разнарядке.

А потом их бывшая директриса, эта «госпожа министерша», и вовсе прогнала из школы пионервожатую. Говорили за то, что она позволила себе возражать на педсовете. Хоть и не больно много значила старшая вожатая в их жизни, но все же... Отрядного вожатого у них никогда не было. Его заменяла их любимая учительница по математике, их классная, но и ее вскоре прогнали. Тогда Оля отошла в сторону от всех «очень важных мероприятий» и твердо решила, что для себя фальши и показухи она не хочет.

Нет, она не отказывалась вести политинформацию, и всегда тщательно готовилась к ней, потому что считала такую информацию полезной для ма-

6