Пионер 1989-03, страница 15

Пионер 1989-03, страница 15

Холодова посмотрела на Вениамина непроницаемым взглядом.

— Так что? По рукам?— откровенно торговался Прибаукин.

Не отвечая впрямую на вопрос, Оля дружески похлопала Веньку по плечу:

— Топай, чтоб нас вместе не засекли...

Венька с трудом вынес голову из-под низенькой

лестницы, куда они удалились поговорит»», и сразу же столкнулся глазами с Киссицкой. Киссицкая прогуливалась поблизости с учебником в руках, проявляла бдительность!..

24

Пирожок,— сказала елейным голоском Оля Киссицкая, улучив момент, когда Пирогов остался один.— Рассказать сказку по старой дружбе?

Пирогов посмотрел исподлобья. Последнее время он все больше напоминал своего друга, Славика Кустова. Такой замкнутый, хмурый, спрятавшийся от всех внутри самого себя. Он посмотрел на Киссицкую отсутствующим взглядом и ничего ей не ответил. Но Киссицкая не хотела упускать удобного случая:

— Так вот, жила-была девочка... Ну, обычно, как во всех сказках, А дальше, как во всякой сказке, все страшнее и страшнее... Сначала эта девочка жила-была с Сережей Судаковым. Потом словила в свои сети золотую рыбку — неопытного интеллигентного мальчика, сам знаешь кого... Делала вид, что была, а сама была-жила с другим мальчиком, более оборотистым, по имени Веник... Но золотую рыбку не отпускала... У нее можно что-нибудь выпросить. Прием в комсомол, к примеру...

— Что ты плетешь?— возмутился, очнувшись, Игорь.— Какие мерзости! Ты совсем того, Кися, сдвиг у тебя по фазе?

— Как хочешь,— дернула плечиком Киссицкая.— После урока истории подойди к «оружей-ке», послушай и посмотри. Девочка теперь была-жила еще и с Анатолием. Ей это ничего не стоит. «Красоткам» все легко и просто. Л у нее к тому же любвеобильное сердце. Оно вмешает всех вас одновременно.— И, криво ухмыльнувшись, Киссицкая легко вспорхнула и полетела по коридору, словно вальсируя в своем торжествующем полете.

Игорь понимал, что Киссицкая бесится, что она, как и всякий баловень судьбы, не может смириться с тем. что все выходит не так, как она хотела бы. И она ненавидит Олеську... Но все же Кися не станет болтать, не зная наверняка. Явная болтовня тут же выяснится, а Кисе надо, чтобы он убедился в том, какая дрянь Дубинина. И вернулся к ней. добродетельной Кисе.

Игорь много раз думал о ней и об Олеське одновременно. Почему человек должен постоянно выбирать? Почему нельзя все совместить, никому не причиняя боли? Киссицкая по духу, по воспитанию, да что и говорить, гю всему была ему ближе, понятнее. Но как только он видел вблизи темные глаза Олеськи и движение ее золотистых волос доносило до нею запах осенних листьев, он ничего не мог с собою поделать. Неведомая, неистовая сила тянула его к этой девчонке, и в ее отсутствие он ощущал себя в состоянии невесомости. Что мог он объяснить Кисе или даже самому себе?

Он не пошел на историю. Спрятался в туалете и думал, думал, пока голова не заболела. А когда зазвенел звонок, выскочил в коридор, и ноги сами понесли его к «оружейке».

Олеська пришла туда вместе с Анатолием Алексеевичем.

Ему хорошо было видно, как Олеська, опершись одним коленом на стул, совсем близко наклонилась к Анатолию Алексеевичу и что-то шептала. Что именно? Он не мог расслышать. Но достаточно было и того, что он видел. Он задохнулся от ревности. Ему хотелось немедленно выскочить из своего укрытия. Ворваться в комнатушку с боевым в прошлом оружием, предназначенную вовсе не для любовных излияний. И... застрелить, убить, разорвать на куски Анатолия. Учитель называется!.. В этот миг его безумия на лестничной площадке появились Клубничкина с Прибаукиным. Вез всякого предупреждения, как к себе домой, вошли они в «оружейку* и весело переговаривались там с Анатолием Алексеевичем и Дубининой. Значит, ему померещилось? Померещилось?!. Он ненавидел себя.

Но вот с Анатолием Алексеевичем в «оружейке» остались Клубничкина и Прибаукин, а Олеська помчалась куда-то вниз по лестнице. Он чуть помедлил и понесся за нею, проскакивая на лету ступеньки, падая вниз камнем.

— Олеська! — поймал он ее почти у самого вестибюля.

Олеська повернулась и, как ему показалось, сразу все поняла. Она была старше его, хотя и родились они в один год и один месяц. Игоря это мучило.

Что случилось? - спросила Олеська.— Еще одно колониальное государство освободилось от гнета империализма?

Олеська,— безнадежно выдохнул Игорь,— ну, в общем... я не могу без тебя...- Он увидел, что она вся сжалась, затихла и невольно отстранилась от него, словно он приготовился ее ударить.— Ты что? — спросил он, чувствуя, что теряет ее.

Извини, я не могу,— сказала она уже с непонятным для него страхом.

— Не можешь? Он страдал, как никогда ему не приходилось. Он тоже был единственным и самым любимым, он тоже не привык к отказу, как и подруга его школьных лет, Киссицкая.— Не можешь со мной? А с Венькой можешь? И с Анатолием Алексеевичем можешь? Значит, правильно говорят, была-жила девочка «на троих»,— сказал и сам испугался, отпрянул.

Олеська поникла. Ее прекрасные грустные глаза затянуло слезами. Он приготовился к худшему: к пощечине, к презрению. а она до синевы в пальцах вцепилась в лестничные перила и устало проговорила:

Я не могу, потому что для меня Сережка не умер. Слышишь? Он живой. Ты не поймешь, а он бы понял. Он, может быть, не такой образованный, как ты. И манеры у него не такие изысканные. И он не знает так твердо, как ты, что хочет стать не кем-нибудь, а только государственным деятелем...— Она говорила о Судакове, словно он действительно был жив, в настоящем времени. Но он добрый, очень добрый... И как бы тебе это объяснить?.. Один человек видел не часто свою любимую, но он всегда ждал ее. И встречал морем апельсинов. Апельсины на полу, миллион апельсинов и одна свеча... Я хочу окунуться в море апельсинов, раз так бывает... Понимаешь? А ты, ты не способен... Извини... Ты не удержишься и съешь все апельсины сам, пока придет твоя любимая. Ты подумай и пока не поздно не становись государственным деятелем, мне страшно за государ-

13