Пионер 1989-08, страница 15

вдали маячит большое сооружение, церковь, кажется. Доска на доме: «Дом сей принадлежит майору Леону Товиту».— прочел на ходу Хвылянский. «А сколько времени я не читал? Год или больше?» Еще поворот, глухой забор.

— Стой.

Заскрипела высокая калитка. Они прошли во двор, солдат взошел на крыльцо и постучал.

— Проходите,— произнес все тот же мучительно знакомый голос, который вот уже два дня звучал в памяти Хвылянского.

Они переступили высокий порог и вошли в комнату.

— Ты, солдат, останься здесь. А ты проходи в эту комнату.

Хвылянский прошел в следующую комнату, обернулся. Затворив за собой дверь и привалясь к ней спиной, раскинув в стороны руки с судорожно сжатыми кулаками, перед каторжником стоял Ваня Свешников. Серые глаза его, широко раскрытые, налитые слезами, смотрели на Григория Афанасьевича.

— Ваня,— хрипло сказал Хвылянский.

— Тише, тише, Григорий Афанасьевич, родной, тише, молчите.

Свешников запер дверь на задвижку, подошел к Хвылянскому, обнял его, посадил на стул.

Григорий Афанасьевич, надо бежать.

— Куда?

— Во Францию, а там - куда придется, хоть в Америку, согласны?

— Согласен, но как же это сделать?

— Я сделаю, Григорий Афанасьевич. Первое — переоденьтесь, наденьте все это под низ, а свое, арестантское, сверху... Слушайте: я пойду сзади...

Когда на обратном пути в крепость они дошли до поворота в узкую уличку, ведущую в горы, каторжник внезапно остановился.

— Меня на сторону понуждает,— сказал он.

Иди, иди, дотерпишь до места,— ответил солдат.

— Ох, братец, не смогу, не дотерплю.

Экая рвань нескладная, з.....ц! — выругался

солдат.— Ну ладно, отходи в сторону.

Хвылянский сделал шаг в сторону, и, когда солдат неспешно двинулся мимо него, он присел на корточки и что было силы рванул за ноги проходившего солдата. Загремело оброненное ружье, солдат ткнулся лицом в землю, и не успел он ни рвануться, ни закричать, как голову ему окутала йакая-то плотная, пахнущая потом ткань, а вывернутые назад руки больно стянуло веревкой. Затем он почувствовал веревку под коленями; еще мгновение — и две пары рук подняли его на воздух, немного пронесли и швырнули наземь.

— Задохнется так, пожалуй.— услышал он голос.

Голову освободили, солдат увидел близко от себя звезды и едва лишь успел глотнуть воздух, как рот ему забили тряпкой, а потом затяну™ узел на голове, сжимая завязшие в тряпье челюсти. Несколько секунд спустя он услышал мягкий • топот копыт по пыльной дороге...

Девятнадцать верст до клобка — до глубокой пристани. Девятнадцать торопливых верст по разъезженной дороге. Первые, в галоп взятые версты позади, теперь кони идут шагом.

—...Да что обо мне говорить, Григорий Афанасьевич! Вышел сам себя искать, да не нашел, заблудился. Жил в Петербурге при Шувалове, читал, учился, писал. В крепостные попал, сбежал, поймали. Потемкин выкупил, теперь я вольный...