Пионер 1989-11, страница 52

— Это ты в нашей школе учишься! усмехнулся стоявший в дверях Вадим. Таня уверена была: он только что вошел сюда. И поняла: вот кто меня перебил.

Гришка не обиделся на Вадима. Вообще не посмотрел на него. Вся его суета ушла. Он сидел на стуле, словно пианист перед невидимым роялем, сосредоточенный, готовый через секунду заиграть.

Кошка и собака, забыв ссориться, смотрели на Таню - внимательно, не мигая, как умеют смотреть только звери.

Трудный вечер

Прошло несколько дней, и Таня наконец поняла: больше она не вытерпит... Кстати, зря вообще терпела — бабушка заметила сразу, заволновалась.

Ты здорова?— тронула губами лоб.

Эх, надо бы этот разговор начинать понезамет-ней, мол, просто к слову пришлось. Но уже не могла удержаться:

— £абушк, а где наш дед?

Несколько мгновений бабушка не могла побороть испуг и почему-то жалость, которые проступили на ее лице. Потом открыла нижнюю дверцу книжного шкафа она была не стеклянная, а из деревяшки, и значит, в том отделении всегда было темно.

Бабушка вынула большой альбом в зеленом бархатном переплете. Таня сразу поняла: гам семейные фотографии! Такие альбомы она не раз видела у ребят из класса — на дне рождения или когда просто так придешь в гости... Чай выпит, сладкое — все, что полагалось,— съедено, до мультфильмов, допустим, еще минут двадцать. Ну и чего делать? Тебе говорят: а давай, дескать, я наш альбом покажу. И сидишь, переворачиваешь картонные страницы. Такое не очень уж увлекательное занятие. Но, кстати, не такое уж и скучное.

И сейчас, проведя рукой по тяжелой бархатной обложке, Таня подумала, и ей как-то удивительно стало: почему же я ни разу бабушку не спросила про наш собственный такой альбом? А ведь он, оказывается, все это время лежал в темном ящике — только дверцу приоткрой, и туда сразу прольется свет.

На первой странице Таня увидела молодую бабушку, рядом с нею стояла девушка. Невольно Таня улыбнулась, глядя на них. И тогда бабушка сказала:

— Это моя дочь!

И по лицу ее поняла Таня, что бабушка очень жалеет о сказанном... Девушка с фотографии смотрела и серьезно и весело, словно говорила тому, кто ее снимал: «Ну скоро ты?!» И Таня спросила:

— А у тебя еще дочери были?

— Нет,— с трудом ответила бабушка.- она была у меня единственная... Потом и ее не стало...

«Бабушкина дочь — она же должна быть моя мама»,— подумала Таня. И знала: на фотографии хорошая, но совершенно незнакомая, совершенно неродная женщина.

— Баб, а у меня есть мама?

Бабушка сидела, опустив глаза, словно ее кто-то пристыдил:

— Я не знаю, Танечка... Я простая женщина...

— А я, бабушк?!

Бабушка ничего не ответила, только смогла заплакать. Но не вытирала слез, и они капали на

колени, покрытые байковым халатом в синий цветок. Потом бабушка спросила, и уже ничего не надо было между ними скрывать... не скроешь! Она спросила:

— Ты еще побудешь со мной, Таточка?

Значит, я должна уходить?..» — Так она подумала. И не знала, что себе ответить: должна, не должна. Бабушка собралась с силами, вздохнула глубоко — чтоб успокоиться. Как же я смею плакать при ней. подумала бабушка. Впервые Таня услышала не слова человеческие, а мысли. И ей трудно было не удивиться, не ахнуть. Однако она сумела.

— Бабушк. пойдем «Спокойную ночь» смотреть...- Да, сейчас уж было не до альбома!

Они сидели перед телевизором. Таня — привалившись плечом к бабушкиной руке... Что-то должно было с ней случиться, что-то надвигалось на ее жизнь — огромное, чего нельзя ни изменить, ни остановить. Как нельзя остановить входящую в Москву зиму.

50