Техника - молодёжи 1938-04, страница 16

бычных работ и расстановка iлюдей. Можно прямо сказать, как только j врубовка пришла, в забой, так и началась у нас в шахтах целая революция. [Знаменитые предложения Карташева, Е]пифан-цева, Касаурова, борьба, которую вели против них враги и вредители,! сотни больших и маленьких событий — все это было связано с тем, что в забое появилась эта вот скромная «черепаха».

Признаюсь, и в моей жизни получился заскок из-за врубовки. Было ёто года три-четыре назад. Еще тогда; я дал 45 циклов в месяц, хотя работал! k тяжелых условиях, на изношенной фашине. Это значйт, что я 45 раз прошел .врубовкой во всю длину лавы. Mori вру-|бовка не имела ни одной аварии! и ни разу не задержала добычных раб|бт.

В то время по Донбассу поднялась волна соревнования. Заговорили о|| знатных людях. Их премировали. О них писали в газетах. Помню одно из собраний, где обсуждались итоги соревнования. Впереди меня оказались люди, которые, попав в хорошие условия, ! дали J производительность больше моей, ) хотя машины у них то и дело выходийи из строя. Про мой опыт, про цикличность, не говорили ни слова. Я чувствовал, что |это неправильно, но не мог доказать !свою правоту и вот с горя ушел и за-J гулял горькую, так загулял, ка|с давно 'не гуляют в Донбассе. Полмесяца я не I показывался на шахтах, пока ^! меня не встретил и не пристыдил старый рабочий и душевный товарищ, нынешний Секретарь партийного комитета !на шах-re «Максимовка» Иван Гаврилович Иванов.

Дело ато прошлое, но не так давно я снова о нем вспомнил. Это было в зктябре 1937 г., когда 14 тысяч лучших ударников Донбасса встречались на митингах со своим новым наркомом Лаза-эем Моисеевичем Кагановичем;

7 октября на торжественном слете в •ороде Сталино я увидел наркома и /слышал его речь. Очень просто и хо-эошо он рассказывал о запущенности и этсталости наших шахт, о том, что лю-ци должны возмущаться безобразиями, 1TO с этого возмущения начинается на-:тоящая честная работа. Он говорил о том, как важно настроение человека в ;го работе. Он обращался к командном, которые должны дать рабочим возможность проявить все свои способно-:ти, должны не только организовать и оасставить людей в штреке и забое, но /меть подойти к ним по-товарищески, шслушать их предложения и жалобы. / такого командира никогда не будет текучести. От него зависит все — и заработок рабочего и настроение. «Добе-жтесь до души людей», говорил Лазарь Лоисеевич.

Эти ¹ слова глубоко меня затронули. <огда | же нарком 'стал говорить про (икличность как про важнейший показатель работы в шахте, я почувствовал такое .волнение, что у меня забилось :ердце: ведь это были те самые слова, соторые ц еще тогда, три-четыре года тзад, искал и не мог найти и ни от со го не услышал.

После речи т. Кагановича я понял, что ie найду себе покоя, пока моя лава не 1агремит по Донбассу. Я был уверен, ito за врубовкой дело не станет: она дожет дать не то что цикл в день, а 1ва цикла в смену.

За людей в нашей лаве тоже можно 5ыло не бояться. Начальник моего учалка коммунист Ефремов не меньше ме-ж загорелся желанием показать рекорд. Зригадир навалоотбойщиков Войтенко «давно пришел из Красной армии и юдобрал себе целую бригаду таких же юйцов. Любо смотреть, как они работаютдружно, аккуратно, без лишних :лов и шума. Мы много раз советова-1ись друг с другом, как перейти на «ногоцикличную работу. Нам могла по

мешать откатка. Пути были запущенные, грязные, вагоны часто бурились, Мог задержать штрек, который должен опережать лаву метров На 15—20. Бывает, что лава подойдет вплотную к штреку, или, как говорят, «сядет» на него. Тогда все друг другу мешают, и нет места, где вагоны могли бы разминуться. Могла нас подвести. даже сама лава. Надо ее хорошо знать, прежде чем говорить о рекорде.

Вот она, эта лава — пятая западная на участке третьей Каменской. Длина ее не особенно велика для Донбасса; — около 80 м, мощность пласта — 0,57. Это значит, что высота от почвы до кровли немногим больше полуметра. Такие лавы—исключение. Это самая малая мощность, в какой разрешается работать.

Кроме того, наша лава — с «капризами». Бывают такие лавы, что не угадаешь, как она себя завтра поведёт: то кровля начинает оседать так, что за смену сбавит нам потолок еще на 5—6 см; то почва «поддует»; то, откуда ни возьмись, появится вода, а через пару дней смотришь — воду перешли, и снова в лаве спокойно и сухо.

И все-таки мы решились на рекорд. К тому времени, по приказу Лазаря Моисеевича Кагановича, на откатке навели порядок. Штреки .'подтянулись и опередили лаву с запасом. Окончательно толкнул нас на рекорд главный инженер треста «Кировуголь», новый работник, молодой и напористый, т. Петров. Он приехал к нам на шахту и помог разработать график.

12 декабря, в день' выборов в Верховный Совет, мы отправлялись! в свою лаву так, словно шли в бой за цикличность.

И вернулись разбитыми. Стыдно было показаться на поверхности. Бедный Ефремов ходил в этот день, сдвинув кепку на самый ноё, чтобы его не узнавали. Я поскорее, окольными путями, отправился домой. Подвела нас лава. В ней опять появилась вода, а мы, как нарочно, работали длинным, двухметровым баром, Такой глубокий забой усложняет крепление и ослабляет кровлю. Вода усилилась, почва размякла, стойки подались, ослабло крепление — и лава начала; садиться. Работу пришлось прекратить. Кровля грозила зажать и скрепер и машину.

За эту неудачу мы рассчитались через две шестидневки. 24 декабря, в день двадцатой годовщины Советской Украины, мы поставили первый в Донбассе рекорд. Мы дали пять циклов за сутки, и если бы не авария на скреперной лебедке. дали бы все шесть. В этот день я добился своего и дал Два цикла за смену. Навалоотбойщики заработали в среднем по 100 рублей. Лава выдала на-гора 267 г угля вместо плановых 72.

Работы были организованы так, что никто не мешал друг другу. Пока я зарубаю. низ лавы, навалоотбойщики добирают верх. Когда врубовка доходит до середины, они уже начинают переключаться на низ и заранее готовят фронт работы для нового цикла. Следом за ней, и даже впереди меня, бурильщик обуривает пласт угля. Никто никого не задерживает. И когда я веду .машину на низ для нового вруба, навалоотбойщики переносят скреперную дорогу, а запальщик выпаливает шпуры, так что все подсобные операции укладываются в короткий промежуток между двумя циклами.

Мы предусмотрели; десятки мелочей, ускоряющих работу. В штреке заранее установили вторую скреперную лебедку. Врубовка, идя вверх по забою, одновременно тянула за собой канат для будущей скреперной дороги. Нечего и говорить, что я заранее осмотрел и смазал врубовку, как на парад, и заготовил 120 наваренных победитом зубков.

К концу первой смены мы дали два вруба, Я начал третий цикл, когда ко мне подполз Ефремов.

— Петька,—сказал он, — я был сейчас на поверхности. На-гора — революционный праздник. Вся шахта приветствует наш рекорд. Жми дальше.

Но я и так не чувствовал усталости. Гораздо больше устаешь ,в те дни, когда меньше успеваешь.

Рекорд 24 декабря сделал лаву Ефремова и Терещенко известной на весь Донбасс. Третий. Каменский участок шахты № 4—6 «Максимовка» стал передовым в Союзе по цикличности, наравне со знаменитыми участками Гвоздырько-ва и Шашацкого.

Но, пожалуй, еще важнее рекорда — ежедневная спокойная работа лавы, которая стала давать по два цикла каждый день. Спокойно и уверенно она выполняет 60 циклов в месяц, почти втрое больше той средней нормы (21 цикл), которую нарком установил для шахт Донбасса.

После очередной смены, умывшись под душем и переодевшись, Терещенко, по дороге домой, начинает с Ефремовым разговор, который, видимо, не в первый раз затевается на одну и ту же тему.

— Так как насчет трех?

— Будет, будет. Сам знаешь — штрек держит. Вот получим механический грузчик, будем продвигать штрек на пять метров в сутки — и, пожалуйста, руби три цикла хоть каждый день.

— Вот ведь, — погодя добавляет Ефремов, — на моей памяти в этих поселках не было ничего интересного, кроме свиста, драки и пьяной гармошки. Картуз набекрень, сапоги, нож за голенищем, да так, чтобы ручка наружу торчала. Знай наших! Вот был шахтер! Где сейчас это? Словно вся удаль шахтерская пошла теперь туда, вниз, в забои. И эта удаль показывает себя по-новому. Вот спроси любого бурильщика, или отбойщика, или, скажем, врубмашиниста, — он всех своих соперников наизусть знает.

— Как же не знать, — отвечает Терещенко:—о нас в газетах пишут. Вот Атаманюк, например, — это врубмашинист из молодых да ранний, скоро старым нос утрет. Константинов на шахте 3—3 бис —очень хороший машинист, да горяч, по настроению работает. У него коногонские привычки остались, а в шахте на азарте далеко не уедешь. Ти-кун — замечательный машинист и в забое такой серьезный, даже слишком, хоть бы улыбнулся. А только я со всеми ими готов потягаться.

— Уверен в себе?

— Уверен. Я уголек знаю, и он меня тоже. Знаешь, когда-то я шел на шахту только для того, чтобы подработать на ней, а потом пойти учиться. Да так вот в шахте и остался. А если 'бы и стал учиться, так по тому же горному делу.

— А почему на шоферские курсы ходил?

— Думаешь, шофером хотел стать? Чепуха! Из одного любопытства. Захотел узнать,, что это за мотор внутреннего сгорания: как у моей врубовки или иначе устроен. Оказалось, ничуть не похож, а еще интереснее — самостоятельно работает. Мотор-то у шофера интереснее, а работа скучнее. Разве можно сравнить с тем, что теперь у нас в шахте— и| машины, и люди, и свой коллектив, и каждый день что-нибудь новое. А я, врубовый машинист, я у себя в забое тот жё инженер. Я природу одолеваю. Она на меня с силой, а я на нее с хитростью, с толком. Да сам знаешь — если человек предан угольку, никуда он из шахты не уйдет.