Техника - молодёжи 1938-10, страница 21Инж. Д. ОНИКО, депутат Верховного Совета РСФСР Я люблю машины. Дружбу с ними завел еще в детстве. Я был беспризорником, и детство мое протекло под стук паровозных колес. В отличие от других беспризорников, ездивших «со всеми удобствами» в ящиках под вагонами, мое «плацкартное» место находилось обычно под котлом паровоза. Иногда я пробирался к машинисту в будку. Страшно интересовала меня большая и непонятно работающая машина, которая тянула за собой длинный состав вагонов. Машинист рассказывал про свой паровоз. Я слушал и мечтал: вырасту — обязательно буду машинистом. Так. пробегал год за годом. Казалось, никаких перемен в моей жизни неоткуда ждать. Но вот наступил 1924 год, когда я узнал, что есть на свете комсомол и что для меня возможна иная жизнь. В холодный январский день на улицах Кременчуга появились траурные флаги. Умер Ленин. Рабочие строились в колонны для участия в траурном шест-, вии. Невольно я пристал к одной такой колонне. Никто меня не оттолкнул. Впервые в жизни я шагал вместе с рабочими, и это уже была новая дорога, уводившая меня от беспризорщины. Начал посещать клуб транспортников, как-то незаметно для самого себя стал активистом, записался в юнсекцию, познакомился с комсомольцами. Мною занялись комсомольские ребята. Они сказали, что обязательно выведут меня «в люди». Я особенно этому не противился. Беспризорщина порядком надоела. Комсомольцы были ребята упорные. Сначала они направили меня в ликбез. Когда я стал разбираться в грамоте и научился немного писать, мне предложили подать заявление в комсомол. Помню, с каким волнением писал я большими буквами, еще неуверенным почерком это заявление. Писал и думал: «Неужели примут? А вдруг не примут?..» Вызвали на комсомольское собрание. Стали обсуждать мое заявление. Кое-кто выступил и сказал, что не место мне в комсомоле. Дело в том, что в качестве беспризорника я пользовался в Кременчуге довольно большой, но не особенно приятной популярностью. Тем не менее большинство собрания высказалось в мою пользу. Я стал комсомольцем. С этой поры, собственнд, и начинается моя настоящая сознательная, советская жизнь. Меня направили учиться в ФЗУ лесозавода Южной дороги. В путевке стояла приписка: «Помните, товарищи, кем был этот мальчик. Больше чуткости!» И действительно, на новом месте ко мне относились очень хорошо. О прошлом никогда не вспоминали, словно и не был я беспризорником. Сразу выбрали старостой, потом председателем ученического комитета. Стал я редактировать заводскую газету, начали появляться мои заметки и в городской газете «Кременчугский рабочий». Вскоре избрали меня в члены бюро комсомольской ячейки. Общественно-политическая работа увлекла меня, и в 1928 г. я подал заявление о приеме в партию. Не меньше интересовали меня и машины. Моя любовь к ним не пропала. На лесозаводе работала паровая машина, но уже не на колесах. Спать под котлом больше не приходилось, я имел свою комнату, и теперь можно было подойти к машине с другой стороны. Мне доставляло большое удовольствие разбираться во всех механизмах и выяснять, что к чему. Проработав полтора года, я получил звание помощника машиниста. Аппетит к учебе только разгорайся. Хотелось итти дальше, знать больше. Передо мной постоянно были слова Владимира Ильича, обращенные к советской молодежи: «заДача состоит в ^том, чтобы учиться». В 1929 г. меня послали на курсы по подготовке в вуз, а спустя год я поступил в Московский горный институт в счет «профтысячи». Теперь лишь начиналась самая настоящая и в то же время самая трудная учеба. Нелегко давались мне науки. Легко учиться теперь молодому человеку, который кончает десятилетку и во всеоружии элементарной математики, физики, химии и многих других дисциплин переступает порог высшей школы. У меня же был довольно скудный запас знаний. Надо было взбираться на вершины высшей математики, в то время как я с трудом разбирался в элементарной. Надо было изучать теоретическую механику, начертательную геометрию, сопротивление материалов и многие другие науки, о кото рых я раньше никогда и не слышал. Однако слишком велико было мое желание учиться, чтобы что-нибудь могло меня остановить. Я занимался дни и ночи, и должен сказать — учился неплохо: был отличником и не раз был премирован за хорошую учебу. Летом ездил на практику. Поехал однажды в Донбасс на механизированную шахту «Пролетарская диктатура». Здесь было много всяких машин, механизмов, приспособлений. Мне все это очень нравилось. Впрочем, при всем моем уважении к машинам я никогда слепо перед ними не преклонялся. И как бы хороша ни была машина, всегда думал: а нельзя ли ее сделать еще лучше шц даже вместо этой машины сделать новую? Мне кажется, такой подход к техни-i ке — самый правильный. На шахте «Пролетарская диктатура» в большом ходу были вагнеровские скреперные лебедки. Работали они из рук вон; плохо, часто ломались, вызывая простой и дезорганизацию всех процессов. Мест-! ные инженеры свыклись с плохой работой лебедки и только руками разводили:; — Что поделаешь, ведь конструкция-то заграничная! Конечно, раскритиковать эту конструк-1 цию не представляло труда, но надо бы-| ло предложить взамен что-нибудь луч-1 шее. Я изучил все недостатки этой ле-| бедки, а лотом засел за книги и черте-1 жи. Работа увенчалась успехом. Была со-| здана, по существу, новая скреперная ле-| бедка. Эксперты Главугля признали ее;! одной из лучших лебедок этого типа. | Первый успех окрылил меня. С тех! пор изобретательская работа стала моим; любимым занятием. Весной 1934 г. разбиралась в Москве Китайгородская стена. Как-то, проходя; мимо, я заинтересовался этим делом. Работа шла медленно, полукустарно. Сюда! так и просились механизмы. Я решил над! этим вопросом поработать и вскоре смог} предложить Московскому совету агрегат для резки кирпичных стен. В этот агрегат входили: канатная пила, кран-укоси-j на и врубовая машина. Председателем Московского совета в то время бы/ т. Булганин. Он быстро продвинул мое изобретение, и дальнейшая разборка сте! производилась уже механизированно. Аг регат работал безукоризненно и стал при! |