Техника - молодёжи 1939-05, страница 22

...Вся фигура этого оборванного человека, его движения вызывали в шозгу инженера какие-то смутные ассоциации.

Нет, это не бред. Надежды нет. Так и должно было быть, он всегда утверждал.

Мюленберг лежал, крепко сжав ^v * веки. Он чувствовал, как неверные, почти замершие движения сердца понемногу приобретают 'свой ритм. Он слышал голоса над собой, чувствовал легкие дуновения ветерка и понял, что лежит на земле, там же, на полигоне. Обнаженная грудь, мокрая рубаха... Все-таки о нем позаботились...

Сейчас он встанет. Его судьба ^удет зависеть от того, с каким решением он встанет. Ведь это был последний аргумент Вейнтрауба, дальнейший разговор будет коротким. Они могут просто отвести его туда, в поле, и поставить перед машиной. Г Нет, надо жить!..

решение пришло внезапно и неожиданно легко.

Он открыл глаза. Ему помогли сесть. Вежливые вопросы о самочувствии остались без ответа. Мюле«берг молчал, разглядывая окружающее. Стало холодно; он медленно застегнул рубаху, пиджак, поднял воротник, надел услужливо поданную шляпу...

1 Потом встал.

Автомобиль Вейнтрауба, круто развернувшись, остановился около него. Шофер открыл дверцу. Тяжело опустившись на «ег -ое сиденье, Мюленберг почувствовал

.Же'нство. впервые за последние три недели он сидел так удобно... Как атомного, оказывается...

Убийца очутился рядом. Его спутники отошли в сторону, шофер тоже ушел. Последний разговор наступил.

— Очень жаль, что мне приходится прибегать к таким крайним аргументам, — начал Вейнтрауб ледяным тоном.

Мюленберг не повернулся к нему.

— Не надо никаких объяснений, все ясно... — сказал он и, уронив голову, тихо добавил: —Я согласен... принять ваше предложение...

Вейнтрауб едва сдержал жест торжества.

— Вот это —другое дело,— тающим голосом протянул он.— Поверьте, вы не раскаетесь...

Мюленберг не слушал его.

— Я согласен, — перебил он, — но на некоторых условиях.

i — Давайте обсудим. Если это не будут 7СЛ0ВИЯ, заведомо неприемлемые...

— До окончания работы я бы не хотел встречаться ни с вами, ни с вашими помощниками. Надеюсь, вы меня понимаете...

ИЩЖЩ, б^дет переделываться в лаборатории Гроссй. ,Можете ставить вокруг нас Какую-угодно шпионскую охрану. Записи Гросса вы, конечно, возвратите мне. Людей я подберу сам. Все нужные материалы и аппаратура будут доставляться мне Немедленно по телефонному требованию. Заказы на отдельные детали будут выполняться вами также немедленно. Вот я все. Полагаю, что при таких условиях машина на десятнкилометровую дальность действия будет готова максимум через две недели. ( Вейнтрауб думал. Очевидно, он искал, нет ли в этих условиях какого-нибудь подвоха. Мюленберг понял это.

— Мои условия направлены к тому, I чтобы как можно скорее, без помех окончить работу и навсегда распрощаться с вами, с Мюнхеном... Надеюсь, вы дадите мне эту возможность?..

— Да, конечно... Я понимаю вас. Вы знаете, что скорость —в наших интересах. Что ж, я согласен, все условия будут выполнены. Когда вы думаете начать?

— Завтра, если вы не задержите перевозку машины обратно в нашу лабораторию.

— Прекрасно! Это будет сделано завтра же утром... Ну, вы свободны. Я позабочусь сам о формальностях, — он кивнул по направлению к арестантской карете.— А вы можете располагать моей машиной. Да, вот телефон... Звоните, как только понадобится что-нибудь.

Он отошел, не прощаясь. Шофер вернулся, машина тронулась. Через несколько минут Мюленберг снова увидел изумрудные струи Изара...

Наступили дни горячей, напряженной работы.

Внешне все выглядело попрежнему: во второй комнате, занимая ее почти целиком, стояла та же машина Гросса, правда, вся развороченная, с обнаженными шасси, снятыми деталями, торчащими болтами и лапками открепленных проводов. Из чрева ее то и дело выступала спина Ганса; голова его неизменно была скрыта где-то внутри.

Ионизатор, снятый целиком, стоял отдельно, в углу: он был уже не нужен. Новый монтировал сам Мюленберг в своей комнате. В этом, собственно, и состояла главная работа. Принцип Гросса, основанный на последовательной поляризации воздуха в смежных электромагнитных полях разной частоты, при новых задачах приводил к иному размещению направленных полей, а следовательно, и к иной конструкции ионизатора. Задача была сложная, все расчеты и их выполнение в деталях требовали исключительной точности и предусмотрительности. Вновь и вновь Мюленберг бережно перелистывал драгоценные записи Гросса. Тут были все расчеты, были даже карандашные наброски концентрических электромагнитов — основа новой идеи. Нехватало только пояснений. Можно ли догадаться, в чем тут соль, не зная идеи, Мюленберг не мог решить.

Однажды к нему подошел Ганс. Долго и внимательно осматривал он эти листки со всех сторон, наконец сказал:

— Плохо... Все записи остались у них.

— Как? — не понял Мюленберг.

— Смотрите, почти на всех листках можно найти следы зажимов. Они сняли с них фотокопии.

Мюленберг задумался. Ну, конечно, разве могло быть иначе? Разве им позволили

бы работать и жить так спокойно, если бы Вейнтрауб не располагал уже всем, что он мог взять силой. Машина, конечно, скопирована, вероятно даже уже построен второй экземпляр ее. Точные копии записей Гросса тоже у них. Они абсолютно ничего не теряют, оставляя пока в покое Мюленберга и Ганса.

— Ничего, Ганс... Мы сделаем все, что в наших силах... Может быть, мы еще сумеем предотвратить несчастье... Надо скорее кончать. Чем раньше мы закончим, тем меньше будет людей, причастных к этой работе, н тем легче будет помешать осуществлению идеи Гросса.

— Я все-таки не совсем понимаю, господин Мюленберг, как вы представляете себе последнюю сцену, почему они окажутся все вместе — без вас...

— Не знаю, Ганс... Это надо будет сообразить тогда же, на месте. В крайнем случае... Впрочем, давайте как можно меньше думать, а в особенности говорить об этом.

Они снова углубились в работу.

Это был мрачный, нерадостный, но упорный труд, подогреваемый острым чувством необходимости и ненависти.

Иногда, сидя над чертежами и расчетами, Мюленберг закрывал глаза руками и думал о странной своей судьбе. Он был мягкий, спокойный и тихий человек, чуждый политических страстей. Разве он похож на борца, героя, на человека, способного жертвовать собой во имя идеи?

Какой идеи? Никакой идеи не было. Был силуэт падающей фигурки с развевающимися волосами. А дальше, за ним —еще тысячи таких же падающих фигурок... И было беспредельное отвращение к убийцам, гадливое чувство чистого, опрятного человека, увидевшего клопиное гнездо-

Мягкий и спокойный Мюленберг ощущал в себе нечто новое. Просыпалась жгучая ненависть, гневные токи сотрясали сознание; пальцы, роняя циркуль, конвульсивно сжимались в кулак.

Этим двигалась работа; это мешало отдыхать.

Раньше Гросс в Мюленберг с огромным трудом добывали средства для создания своей машины, и когда это им удавалось, они работали легко, с увлечением.

Теперь заботы о средствах не было. Телефон Вейнтрауба действовал магически: каждое требование Мюленберга выполнялось моментально с необыкновенной точностью. А работа стала ненавистной.

Мюленберг торопился, его враги тоже торопились; их интересы как будто совпадали. И в то же время Мюленберг дей

49