ВОЗВРАЩЕННЫЙ = ОБЛИК

Бой близился к концу. И в тот момент, когда командир батареи лейтенант Ф. бил прямой наводкой по бегущим немцам, вражья мина взорвалась у орудия. Лейтенант увидел взвившийся кверху фонтан искр. Вдруг со страшной силой рвануло голову. В последний миг в угасающем сознании скользнула мысль: «Это смерть...» Потом в глазах лейтенанта заколыхалась жаркая оранжевая зыбь, потом ее заволокло чем-то черным, бесформенным, потом... потом уже ничего не было.

Лейтенант Ф. очнулся в полевом госпитале. Поднял с трудом тяжелые веки. В глаза ударил яркий свет, какие-то белые фигуры бесшумно проплывали мимо. Кто-то произнес несколько слов, но смысла их лейтенант не уловил.

«Жив! — подумал лейтенант. — А ведь я жив!..»

Утро было теплое, солнечное. В косых вибрирующих лучах метались пылинки, подвижные, легкие, будто несомые лучами солнца.

Глядя на них, лейтенант Ф. отчетливо и радостно ощутил, что он жив, и жизнь — эти вот яркие вибрирующие лучи, эти белые стены, эти мечущиеся в ; лучах пылинки. *

Захотелось пить. Лейтенант поднял руку, и тотчас же нежное девичье лицо склонилось над ним. . — Пить, — произйес он, приподняв голову, и не услышал собственного голоса.

— Пить, — громче (сказал лейтенант^ но вырвался только невнятный шопот.

Девушка поняла. Она отогнула марлю от губ, и струя холодной сладковато-кислой влаги как-то сразу проникла глубоко в горло. Он откинул голову и, успокоенный, уснул.

Проснувшись, лейтенант первым делом . подумал: «Где же у меня ^ана?»

Голова была забинтована. Он ощупал ее пальцами всю, от подбородка до темени, но ничего не узнал.

Только на следующий день в перевязочной он впервые увидел свое лицо. Оно возникло как-то неожиданно в темном стекле двери, и лейтенант круто отвернулся. Подбородка, вернее —всей нижней челюсти не было. Осколком мины ее оторвало начисто. Значит, не было и лица, такого обычного, такого знакомого, своего лица. Вместо него было что-то пугаюше-чужое. ^:

Это уродливое, совсем чужое лицо так потрясло лейтенанта, что в первое время он даже не осознал всей глубины своего несчастья. Мысль об этом пришла позже, ночью. Лейтенант лежал, устремив взгляд в потолок, и думал.

Да, лица, привычного, своего лица с чуть раздвоенным подбородком не было. Значит, не было и жизни. Случилось страшное, непоправимое несчастье.

Гнетущее отчаяние овладело им. Он пожалел, что остался жив. Смерть избавила бы его от страшного уродства.

Так, не сомкнув глаз, он метадся всю ночь, а утром тупое и холодное отчаяние охватило его с новой силой. Он натягивал на голову одеяло, отказываясь от завтра-

По_{движный, энергичный профессор А. Э. Pay эр. кажется, никогда не 'устает. По нескольку операций делает он в день, принимает не один десяток раненых.

: ка, обеда, ужина. Как можно принимать пищу, думалось, ему, Когда даже куска хлеба он не может откусить, не может жевать. Даже улыбки, простой, озаряющей лицо человеческой улыбки никогда не появится на его губах. И голоса не будет — только невнятное бормотанье вместо когда-то звучного баритона.

И лейтенант Ф. застонал, впившись пальцами в подушку. I

Утром при обходе палат возле его кровати остановился Брач.

— Сегодня мы вас отправим в Москву,— сказал он.

Лейтенант молчал. В Москву? Зачем? Для чего? Ему-то во всяком случае ничто уже не поможет. • »

— Как вы себя чувствуете?

Ф. молчал»

— А отвечать все-таки надо. Ведь говорить вы можете... И есть тоже надо.

Лейтенант молчал. Гнев подступил к горлу. Есть? Есть надо, чтобы жить, а он не хотел жить.

Врач помолчал, потом спросил:

— Вы слышали когда-нибудь о профессоре Рауэре?

Лейтенант сделал нетерпеливый отрицательный жест.

— Ну, так вот: сегодня мы отправим вас в Московский *равматологический институт, к профессору Александру Эдуардовичу Рауэру.

Врач повернулся и пошел к двери. У порога остановился.

— А отчаиваетесь вы напрасно... Честное

Он прибыл в институт с ранением носа. Через два месяца нос был восстановлен.