Техника - молодёжи 1945-10-11, страница 21

— Пускайте! — проговорил Попов,

Рыбкин включил катушку. Раздалось легкое гуденье, в вслед за тем послышался треск электрических искр.

Попов невольно вскрикнул. Стрелка гальванометра резко качнулась в сторону, словно на нее дунул ветер электромагнитных волн,

Потом все замерло. Когерер не поддавался больше воздействию электрических лучей, Попов легонько постучал пальцем по трубке. И опять скомандовал Рыбкину:

— Пускайте!

Стрелка гальванометра опять сделала рывок» Сигнал был принят. Так они забавлялись немало времени. С перебоями, часто капризничая, когерер все же действовал.

Но Попов никогда не был простым подражателем. Повторяя опыт других, он только вступал с ним в Первое знакомство. А затем шел самостоятельной дорогой, вырабатывая собственное отношение к предмету, подвергая все известное решительному пересмотру. Ему не нравилось это бесконечное пощелкивание по трубке после каждого приема волны. Что за бессмысленное занятие для человека! На то и существует техника, чтобы освобождать нас от чисто механических движений.

Часовой механизм Лоджа он отверг принципиально. Дело было не в сложности устройства, а в основном неизлечимом его пороке: механизм встряхивал трубку только через определенные промежутки времени, всегда с одинаковой частотой, А если нужно посылать сигналы чаще или реже, чем работают часы? Оказывается, это невозможно. Стало быть, механизм Лоджа ставил сигналы передатчика в полную зависимость от работы приемного устройства. Это противоречило главкому и неукоснительному принципу всякой связи. Ведь любая связь построена именно на том, что приемник целиком подчиняется передатчику, в точности воспроизводя все его сигналы в том порядке, как это нужно отправителю, а не наоборот. Так было еще в древние времена, когда важные известия передавались на далекие расстояния с помощью столбов дыма. Так обстоит дело и в электрическом телеграфе, когда по проводам бегут точки и тире азбуки Морзе Ничто в этом отношении не может измениться при телеграфировании без проводов. Основа остается незыблемой, Лодж об ' этом я не думал. Он имел в виду лишь научную демонстрацию существования электромагнитных волн. А Попов все подчинял своей сокровенной идее — осуществлению беспроволочной связи. И он стал искать совсем иной способ встряхивания—< способ не только автоматический, но и такой, который тормошил бы порошок в зависимости от самих сигналов передатчика,

И что же он делает? Он заставляет обыкновенный гальванометр выполнять сразу две обязанности: и отмечать прием волн и производить встряхивание. Он вспоминает, что среди приборов, хранящихся в застекленных шкаф ах, покоится старый. довольно потрепанный гальванометр д'Арсонваля. У него стрелка укреплена на подвижной горизонтальной рамке, ко

торая делает резкий скачок при каждом замыкании цепи. Этот дряхлый д'Арсонваль сейчас весьма пригодится.

Попов высыпал опилки на продолговатый листок слюды, положил его на рамку гальванометра, Затем отрезками звонковой проволоки включил щепоть опилок на слюде в общую цепь с батареей й гальванометром, как делал это раньше с трубкой. Получился совершенно особый когерер, «открытого типа»: простая кучка железного порошка на слюдяной пластинке.

Опыты возобновились* Снова раздавался отрывистый голос Попова: «Пускайте!», «Довольно!» — только два *ти слова бесконечное количество раз. И всякий раз Рыбкин включал или выключал вибратор. И всякий раз стрелка гальванометра прыгала вверх или вниз, а подвижная рам»ка вздрагивала и сотрясала щепоть опилок. Теперь уже не надо было вмешиваться в работу приемного устройства и подстегивать опилки щелчком пальца. Эту роль выполнял сам гальванометр.

Прошло всего несколько часов после того, как Попов впервые раскрыл статью Лоджа, а им была уже решена главнейшая задача, без которой вообще немыслима никакая связь, Работа приемника была теперь согласована с работой передатчика. Каждая уловленная волна сама же немедленно приводила приемное устройство в полную готовность. Сигналы прокладывали один другому дорогу.

Если бы Попов добился только одного этого, то т тогда мы с полным правом могли бы назвать его первым создателем радио. Но он пошел гораздо дальше.

Уже поздно вечером приступили к испытаниям прибора на дальность. Измерителем расстояний служила длинная наружная стена физического кабинета. В ней было шесть боть-ших высоких окон—через каждые два метра, У каждого окна —по столику. Начали с того, на чем остановился Лодж, с восьми метров. Вибратор —на столике у первого окна» а приемный прибор Попова—на ближнем конце четвертого столика. Прибор отчетливо принимал сигналы вибратора.

Передвинули прибор на дальний конец того же столика. Сигналы улавливались.

Тогда перешли к пятому столику. Прибор действовал. Уже 10 метров!

Постепенно отодвинулись к противоположному краю стола. И здесь, на пороге одиннадцатого метра, прибор хотя и менее уверенно, но все же продолжал воспринимать сигналы.

Перебрались наконец на шестой столик. Уже 12 метров! А стрелка гальванометра все еще вздрагивала в ответ на искры вибратора.

Но на следующем, седьмом столике, поставленном в противоположном углу комнаты, прибор решительно отказывался работать, Напрасно Петр Николаевич включал и выключал индукционную катушку, возможно сильнее нажимая на контакт, будто желая этим придать лишнюю силу электромагнитным волнам. Напрасно Попов впивался глазами в стрелку гальванометра, пытаясь подметить хоть малейшее ее движение. Прибор хранил полное молчание.

Попов испытывал чувствительность приемника, перенося его с одного столика на другой.

19