Техника - молодёжи 1945-10-11, страница 23

неделя, когда оба они то вели медленную изнурительную осаду, то бросались на отчаянный приступ. Эти дни можно было бы назвать «Неделей тысячи и одного опыта». И все для того, чтобы найти лишь удобную оболочку для щепотки железных опилок.

Бот они протянули в стеклянной трубочке сквозь пробки две параллельные проволоки. А затем насыпали туда порошок Две эти проволоки оказались как бы береговыми упорами, на которые опирались отдельные мостики, складывавшиеся из опилок иод воздействием электромагнитных волн. Когерер немедленно шел на испытание. Рыбкин включал вибратор, электромагнитная волна властно перестраивала частички порошка, и те, став словно по команде в шеренги между натянутыхми проволоками, перекидывали для тока батареи своеобразный мост к гальванометру. Тогда Попов ясно видел прыжок его стрелки. Сигнал принят!

Испытывая чувствительность нового приборчика, Попов перебирался с одного столика на другой, прошел все шесть окон, переселился с ник в соседний кабинет, а трубка с проволоками послушно откликалась на неслышный' зов вибратора.

Но Попов недоволен. Уже на середине следующей комнаты чувствительность трубки начала притупляться, приборчик становился рассеянным и невнимательным к посылаемым сигналам. Надо придумать что-то другое.

Он устраивает еще один когерер, совсем особенный, не похожий на другие, Он подвешивает гроздь железных опилок на магните, а снизу подкладывает металлическую чашку, чтобы та поддерживала гроздь. Когерер готов> В нем нити уже образованы к услугам волны силовыми линиями магнита. А разряд вибратора должен дать им проводимость*

Результаты прекрасные! Сигналы принимаются даже в конце соседнего кабинета. i

Но Попов выносит неожиданный приговор: гроздь не годится. Ее неудобно встряхивать после каждого сигнала: осыпаются опилки, вместе с тем меняется и чувствительность. Какое же может быть практическое телеграфирование с таким приемником! И Попов безжалостно отодвигает свою находку.

Поиски продолжались. Попов не брезговал никакой работой. Он легко переходил от теоретических расчетов к вытачиванию деталей на токарном станке; отложив карандаш, он брался за Отвертку, Сняв пиджак и оставшись в одном жилете, он засучивал рукава рубашки, чтобы наматывать проволоку, паять провода, монтировать приборы, выдувать на огне газовой горелки всяческие баллоны и трубки.

На седьмой день в руках Попова появилась новая стеклянная трубка. Самая обычная, ничем особенно не примечательная стекляшка величиной с указательный палец. Внутри нее на стенках приклеены две полоски тонкой листовой платины. Концы полосок выведены на внешнюю поверхность трубки, К ним подведены провода от батареи и гальванометра. А в самую трубку насыпан железный порошок — известный нам сорт «феррум пульвератум». Он заперт с обеих сторон аккуратными пробочками.

Это и была та самая знаменитая трубка, про которую Попов лишь скупо отозвался: «Наиболее удачная форма», но которая на самом деле повернула всю судьбу радио. Она была очень проста, эта трубочка, но в ней каждая едва заметная деталь, какой-нибудь зазор или песчинка порошка имели важное, а порой и решающее значение. До всего надо было доходить опытом, проверкой бесчисленных вариантов»

Несколько первоначальных моделей вдруг переставали действовать. Попов и Рыбкин доходили почти до исступления, пытаясь найти свою ошибку. А потом случайно набрели на самую простую и незначительную причину, которая скрывалась в том месте, где внутренние концы платиновых полосок упирались в противоположные пробочки. Порошок забивался между ними, и обычное встряхивание не могло уже разрушить образовавшиеся в нем проводящие нити. Когерер становился глухим ко всем сигналам; Но когда Попов обрезал ножницами обе полоски, чтобы они не доставали пробок, приступы глухоты бесследно исчезли.

Выяснилось также, что порошка в трубке должно быть строго определенное количество: он должен вполне покрывать обе платиновые полоски и в то же время заполнять трубку не более чем наполовину. Попов и Рыбкин стали превосходными аптекарскими весовщиками, прежде чем им удалось чисто опытным путем найти эту необходимую дозу.

А потом оказалось, что и напряжение батареи влияет на чувствительность трубки и в зависимости от него надо либо менять количество порошка, либо расстояние между полосками. Здесь шла необычайно тонкая, ювелирная игра этими тремя основными элементами. Здесь происходило микроскопическое взвешивание и отмер каждого вольта, каждого миллиграмма и миллиметра, пока между ними не устанавливалось наиболее прочного равновесия.

И когда все это было осмыслено, найдено, десятки раз проверено, тогда в руках Попова и оказалась эта чудесная трубка. Вот она лежала на его ладони, небольшая, с палец величиной, ничем на вид не примечательная стекляшка. Но с ней можно было уйти даже в третью комнату, а трубочка неизменно воспринимала любые сигналы": и редкие, и частые, и группами, и в одиночку. Она действовала и;при открытых дверях и при закрытых, ибо электромагнитная волна про ходит сквозь каменные стены, деревянные перс -городки, сквозь кирпич и штукатурку так ж* свободно, как солнечный свет через прозрачное стекло. Трубочка обладала характером устойчивым, ровным. На нее можно было положиться.

Попов лишь слабо улыбался в ответ на шумное ликование своего помощника. Он смотрел нл эту трубочку, испытывая чувство охотника, поймавшего первую дичь: она уже перестала манить его. Он думал о другом, о более крупном улове..,

Два дня они отдыхали от приступов порошковой лихорадки. Два дня никто из них не показывался в кабинете Мин-ной школы; где в столе Попова покоилась на. запоре маленькая стеклянная трубка.

Александр Степанович проводил время дома, резвился с детьми, забавляя их различными фокусами, поглощал страницы пухлого романа, развлекался шахматными дебютами. В обед со вкусом поедал любимые пельмени и пил множество стаканов горячего чаю. Казалось, он совершенно забыл о своих опытах, о порошках, трубочках, гальванометрах.

Только Раиса Алексеевна заметила в нем некоторую странность. Кто-то сильно позвонил к ним в квартиру. Александр Степанович вышел в переднюю, но дверь не открыл, а уставился вдруг на верх стены. Замерев на месте, он смотрел, как судорожно барабанил звонок по колокольчику, весь вздрагивая и сотрясаясь от нетерпения.

Потом он надел пальто, надвинул низко широкополую шляпу и вышел из дому. Его видели медленно шагающим по кронштадтским улицам; он прошел вдоль набережной, свернул на бульвар, сел на одинокую скамейку, чертил концом трости на песке разные фигуры. Он был так рассеян, что не отвечал на поклоны знакомых.

Вечером, когда собрались гости, а Рыбкин под акомпане-мент пианиста-математика Колотова выводил на своей флейте мечтательные пасторали, Александр Степанович поднялся с кресла, тихонько прошел к себе в кабинет и там набросал карандашом на обрывке желтоватой бумаги несложную схемку. в которой видное место занимал обыкновенный электрический звонок.

— Смотрите, Петр Николаевич, какую я придумал штуку,—сказал он на следующее утро помощнику, встречаясь с ним снова в Минной школе.

Попов вынул из кармана тот самый желтоватый лоскут бумаги. И то, что увидел Рыбкин на этой схеме, поразило его безмерно. Это было совсем простое и вместе с тем удивительно удачное решение одной из важнейших задач бес про-водочного телеграфирования, На схеме было показано, как

21