Техника - молодёжи 1950-05, страница 23

\

Александр БЕК

(Главы из романа «Талант»)

Рис. Ь\ АРЦЕУЛОВА

Одеваясь, Соловьев подошел к календарю, оторвал очередной листок, посмотрел на новое число: тридцать первое декабря, последний день 1928 года. Что предстоит ему сегодня? Новогоднюю ночь он, как условлено, проведет у Ганыыина.

В очень светлом большом чертежном зале института было шумнее, чем обычно. Праздник уже вторгся в служебный обиход, разбивал сосредоточенность.

Приблизительно в час дия в зале появился директор института профессор Николай Родионович Шелест. С утра он читал лекции и сюда, в свой институт, только что приехал. Кивнув всем, он не прошел в свой кабинет, а прислонился к горячей большой печке, облицованной молочно-белым кафелем.

Здесь Шелеста нашла его секретарша:

— Николай Родионович, вам два раза звонили из Управления. Просили меня, как только вы вернетесь, сообщить туда об этом.

— Что же, сообщите, — сказал Шелест.

Через минуту произошел следующий телефонный разговор.

— Товарищ Шелест?

— Да.

— Говорят из секретариата товарища Владимирова. Иван Иванович просит вас приехать.

— Когда?

— Сейчас.

— Сейчас? А что такое?

— К сожалению, ничего не могу добавить. Иван Иванович приказал отыскать вас и немедленно пригласить к нему.

— Но... — Шелест несколько встревожился.— Мне все-таки следовало бы продумать, подготовить вопросы, о каких будет разговор. Не надо ли мне взять с собой материалы?

— Нет. Товарищ Владимиров об этом ничего не говорил. Сейчас же выезжайте. Он вас ждет.

Конструкторы с интересом ждали возвращения директора. Однако, когда служебный день уже подходил к концу, оттуда же, из секретариата Владимирова, было передано, что Владимиров просят ведущих конструкторов института немедленно приехать к нему. Все они были перечислены в небольшом списке.

~~ Пусть захватят с собой удостоверения личности, — предупредили из секретариата. — Пропуска для всех этих товарищей будут готовы.

В списке значился и Соловьев.

Подобных приглашений до сих пор не случалось. От института до Управления было неблизко. Поехали в трамвае. Соловьев стоял на площадке, охваченный непонятной для него самого внутренней дрожью. Он не мог разговаривать от кол нения и молчал всю дорогу.

В большой приемной, окрашенной в светлые тона, горело электричество: на улице уже смеркалось.

Войдя вместе с товарищами, Соловьев увидел несколько конструкторов и среди них Ганьшина. Гаиьшин сидел на подоконнике в потертом, мешковатом, как всегда у него, пиджаке, в очках на вздернутом носу, с обычной скептической полуулыбкой.

В углу дивана сидел Шелест, явно раздосадованный или обиженный, надутый. Своих учеников, конструкторов АДВИ, он встретил без улыбки. «Э, тут что-то уже произошло», — подумал Соловьев и подошел к Ганьшину.

— Здравствуй. Что такое? Почему нас вызвали?

Ганьшии лаконично ответил:

— Сверхмощный мотор...

— Как?

— Мощный мотор, — повторил Ганьшии.

— Расскажи толком, — настоятельно сказал Соловьев.

На «его покосился секретарь Владимирова.

— Ну, расскажи <же1

— Спроси Шелеста, —произнес Гаиь-1шш. — Нам обоим там влетело...

Он указал на тяжелую, плотно прикрытую дверь, ведущую в кабинет Владимирова. Туда вошел секретарь. Затем дверь снова раскрылась.

— Товарищи! Иван Иванович вас просит.

Вдоль стены, позади стола, где сидел Владимиров, виднелись укрепленные на проволоке модели советских самолетов. Их было много. Выделялись характерные, одноттшные по очертаниям, последовательно возраставшие в размерах монопланы Туполева. Его новый самолет, тяжелый бомбардировщик, только что вступивший в строй Военно-Воздушных Сил нашей страны, один из крупнейших боевых самолетов мира, во много раз уменьшенный в модели, был подтянут несколько выше к потолку и раскинул почти на полстены мощные крылья светлого легкого металла. В сравнении с ним казались маленькими многие другие машины, особенно разведчики и истребители. Владимиров поднялся навстречу входившим — сухощавый, высокий, прямой, в военном темносинем френче.

— Нуте-с, рассаживайтесь, товарищи, — весело заговорил он. — Разговор будет о большом деле.

Соловьев уловил, что Владимиров переживает особенное состояние. Сквозь красноватый здоровый загар Владимирова пробивался румянец. Жесты были сдержанно-быстрыми. Глаза блестели. Чувствовалось, что в нем будто взведена незримая пружина.

Впоследствии Соловьев много раз виделся с Владимировым, приходил к нему в критические моменты своей жизни, но запомнился он ему именно таким, каков был в этот новогодний вечер.

Придвигайтесь, товарищи, поближе,— предложил Владимиров и сразу перешел к делу: — Я не предполагал, товарищи, созывать сегодня вас. Однако, поговорив днем с вашими руководителями, с Николаем Родионовичем Шелестом и Сергеем Борисовичем Гань-шиным, я, к сожалению, почувствовал, что они не передадут вам моих слов так, как я этого хотел бы.

Посмотрев на Шелеста, затем на Ганьшина, он продолжал:

— Ианините, что я говорю об этом прямо. П таких вопросах прямота необходима. Иначе нам не удастся быстро мобилизовать все наши силы, прежде всего душевные, чтобы выполнить задачу, которая ныне выдвинута перед нами Центральным Комитетом партии и правительством. И лично товарищем Сталиным.

После небольшой паузы Владимиров продолжил речь, попрежнему сидя чуть наклонившись к конструкторам. Он напомнил о так называемой «доктрине малого воздушного флота». Вопрос стоял так, По сравнению с империалистическими западными государствами мы — технически отсталая страна. Как быть, если грянет война? Как воевать в воздухе? Сможем ли мы отразить в йеиз- • бежный час войны налеты тяжелых и быстрых эскадрилий врага? Сторонники «доктрины малого воздушного флота» отвечали: для того, чтобы быть готовыми к войне, надо направить усилия на развитие оборонительной, легкой авиации, то-есть главным образом одноместных истребителей, которые могли бы подниматься к летать на маломощных моторах. Партия еще несколько лет назад решительно отвергла эту программу, так как, приняв ее, мы тем самым обрекли бы себя на роль второстепенного государства, которое не в состоянии принимать участия в мировом соревновании за высшие достижения в авиации, за первенство в воздухе. Партия сказала нам: Советская страна должна иметь большой и могучий Воен-но-Воздушный Флот. Мы часто повторяем это, но на деле одной ключевой позиции мы не завоевали. Больше того. Мы с вами как-то молчаливо согласились, что в ближайшее время ее нельзя завоевать, то-ссть, по существу, незаметно соскользнули к той же якобы нами отброшенной «доктрине малой авиации».

Эта ключевая позиция — мощный мотор. Нам казалось, что надо начать с малого, с мотора в сто лошадиных сил. На этом мы сосредоточили усилия всех наших конструкторов, всех производственников. Нас постигали неудачи, но мы не отступались и, (конечно, не отступимся, пока не добьемся тут полного успеха, который, несомненно, близок.

Владимиров рассказывал о том, что на Зареченском заводе успешно подвигается освоение мотора в сто лошадиных сил, сконструированного инженером Никитиным, работником этого завода.

— Однако, — продолжал он, — маломощный мотор не решит больших задач нашего флота. На маломощных моторах не взлетят вот такие самолеты.

Владимиров показал на серебристую металлическую птицу, очень рельефную в свете электричества, размахнувшую крылья над совсем уже темным окном.

— Не всякая великая держава, — продолжал он, —имеет сейчас такие самолеты. Но для них, как вы знаете, мы вынуждены приобретать мощные мото

21