Техника - молодёжи 1951-06, страница 38

«Могу со своей стороны прибавить, — писал Тимирязев, — что когда, через несколько уже лот, я, в свою очередь, провел в Гейдельбсрге несколько семестров, посещая, между прочим, и практические занятия у Кирхгофа, мне довелось слышать еще свежее предание об одном молодом русском, с виду почти мальчике, изумлявшем всех своими блестящими способностями».

Упорно занимаясь наукой, Александр Григорьевич прожил в Германии три с половиной года.

Главное свое внимание Столетов сосредоточивал на экспериментальной работе в лабораториях.

НА УНИВЕРСИТЕТСКОЙ КАФЕДРЕ

17 сентября 1866 года на кафедру физической аудитории быстро и легко поднялся человек в щеголеватом, но строгом, застегнутом на все пуговицы сюртуке. Державшийся прямо, подтянуто, с лицом мужественным и энергичным, он очень похож на отставного военного. Новый лектор совсем еще молодой человек, может быть сверстник многим из сидящих перед ним. Но держится он с такой привычной уверенностью, как будто бы это его по меньшей мере сотая, а не первая лекция. Выжидая, пока все рассядутся, спокойно стоит, воинственно посматривая на аудиторию и что-то обдумывая.

«С чего бы начал свой рассказ об электричестве Николай Алексеевич Любимов? — посмеиваясь про себя, думает сторонний преподаватель Александр Григорьевич Столетов (в таком звании Столетов пребывал до защиты магистерской диссертации). — С египтян, заметивших, что при поглаживании черных, — черных, обязательно черных! — кошек их шерсть начинает искриться?

А может быть, с римского врача Скрибона, лечившего больных ударами электрического угря? А чем плох анекдот о легендарном пастухе Магнесе, который, взойдя на гору из железняка, так и прилип к ней, не смог оторвать от нее свои сапоги, подбитые железными гвоздями?»

Не будет, не будет ни Магнеса, ни Скрибона, Столетов не будет тратить времени на легендарные истории: они ничем не помогут поставленной задаче — ввести слушателей в современную теорию электричества. И вот Столетов начинает лекцию.

Есть два шарика. Больше ничего — никаких заслоняющих суть дела аксессуаров. Все чисто и ясно — два заряженных электричеством, шарика. Они действуют друг на друга. И вот теперь через это явление в науку об электричестве вторгается математика, рождается закон. Шарики действуют с силой, обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними. Удивительное сходство: обратно пропорциональная

квадратура расстояний входит и в закон всемирного тяготения, «истолковавший, — как замечает Столетов, -с такой величественной простотой механику вселенной».

Маленькие заряженные шарики и тяготеющие друг к другу исполины — солнца и планеты, — как увлекательна перекличка между столь не схожими явлениями! И как плодотворна: математические методы, созданные творцами небесной механики, ускорили разработку электростатики.

Столетов властно овладевает вниманием аудитории.

Все, о чем рассказывает новый лектор, предстает перед слушателями исполненным глубокого смысла, озарено яркими идеями, наполнено богатым содержанием.

И как ясно и точно, строго и увлекательно говорит лектор, какой это блистательный оратор!

«Речь А. Г. Столетова лилась свободно и стремительно, — вспоминал учившийся у него профессор Б. М. Житков, — его словесные конструкции отличались почти угнетающей правильностью. Если бы застенографировать его лекцию, она, с первого до последнего слова, не нуждалась бы в редакционных поправках. Слушателям казалось, что Столетов читает им лекцию по очень хорошему учебнику».

Уже первыми своими лекциями Столетов произвел потрясающее впечатление на своих слушателей. Такой новизной, такой свежестью дохнуло на них!

Молодому ученому претила система, бытовавшая тогда среди многих профессоров, — говорить только то, что уже слежалось, стало достоянием учебников. Повторять зады науки, — нет, Столетов был несогласен на это.

Заветной мечтой Столетова было, чтобы в России все больше и больше было физиков, способных стать исследователями. активными деятелями науки.

Он начал с перестройки лекционного преподавания.

Для тою чтобы сделать его глубоким, соответствующим современному состоянию науки, ему не было необходимости в разрешениях университетского начальства и чиновников из министерства просвещения. Для создания же лаборатории нужны были средства.

Курсы, созданные Столетовым, — высокие произведения науки.

Но учиться у Столетова было делом нелегким.

Слушателя, начавшего по студенческой традиции готовиться к экзаменам лишь тогда, когда за окнами станут раздаваться крики разносчиков «моченые яблоки», то-есть накануне экзаменов, у Столетова ожидал неизбежный провал.

Для верхоглядов, лентяев, представителей «золотой молодежи» экзамены у Столетова были опасным препятствием на пути к следующему курсу.

Взыскательный и строгий преподаватель не терпел и «зубрил» — людей, в гимназиях нередко слывших «первыми учениками». Слушая «первого ученика», уверенно и самодовольно бубнящего свои «во-первых», «в-третьих», Столетов испытывал гнетущую скуку. Разве это то отношение к науке, которое Столетов стремился развить у своих слушателей?

Одним молниеносным вопросом суворовского склада Столетов умел, повернув по-новому известные вещи, сразу же выяснить уровень понимания слушателем сущности дела, проверить его умение думать.

Прервав монотонную скороговорку аккуратненького маменькиного сынка, Столетов говорит: «А скажите, пожалуйста, — и по сторонам глазами с прячущимся в глубине их озорным огоньком, — как поведет себя, положим, вот этот прибор, — и пальцем на барометр, — почтенный, важный, — если его выбросить из окна?» И ждет, искоса посматривая на студентов, сидящих на первой скамье аудитории в ожидании своей очереди. И видит, как озаряются догадкой обращенные к нему веселые смышленые лица его любимцев. Какой интересный и тонкий вопрос задал профессор! Конечно, падающий барометр будет вести себя по-иному, чем неподвижный. Ведь падающие тела теряют свой вес, потеряет его и ртуть, и атмосферное давление вгонит столбик ртути до самого конца трубки. Во время падения барометр перестанет быть барометром, он не сможет измерять атмосферное давление.

А «первый ученик» смотрит растерянно: в зазубренных им учебниках барометры не падали. И на умный вопрос Столетова «первый ученик» глупо бормочет, что «барометр разобьется».

Лекции Столетова пробуждали у слушателей громадный интерес к науке. Многие студенты именно на его лекциях решили посвятить себя физике.

Популярность Столетова поддерживалась и тем, что передовая молодежь увидела в бывшем казеннокоштном студенте человека, понимавшего ее устремления.

Сочувствие Столетова студенческим делам было со

36