Техника - молодёжи 1957-04, страница 31

он прошел первые испытания на психологической станции АПТ.

Громадный вагон несся бесшумно и плавно. Дар Ветер поднялся в верхний этаж, прикрытый прозрачной крышей. Далеко внизу и по сторонам дороги проносились строения, каналы, леса и колоссальные горные вышки. Узкий пояс автоматических заводов на границе между земледельческой и лесной зонами ослепительно засверкал на солнце своими прозрачными куполами. Четкие и суровые формы колоссальных машин виднелись сквозь стены хрустальных зданий.

Мелькнул памятник Жинну Каду, разработавшему способ дешевого изготовления искусственного сахара, и аркада дороги начала рассекать леса земледельческой зоны. По узким гладким дорогам, разделявшим отдельные массивы, медленно ползали уборочные, опылительные и учетные машины. Деревья, долголетние, слабее истощающие почву, устойчивые к климатическим невзгодам, стали основными сельскохозяйственными растениями еще за тысячу лет до эры Кольца. Деревья хлебные, ягодные, ореховые, дающие по центнеру питательной массы на корень-

Вершины лесных гигантов поднимались на уровне полотна Дороги — теперь по обе стороны шелестел зеленый океан. В его темных глубинах скрывались дома на высоких металлических опорах посреди уютных полян и могучие паукообразные машины, которым под силу было превращать эти заросли из восьмидесятиметровых стволов невероятной толщины и крепости в покорные штабели бревен и досок.

Слева показались купола знаменитых гор Экватора. На одной из них — Кении — находилась установка связи Великого Кольца. Море лесов отошло влево, уступая место каменистому плоскогорью. По сторонам поднялись кубические голубые постройки.

Поезд остановился, и Дар Ветер вышел на широкую площадь, залитую зеленым стеклом, — станцию Экватор. Около пешеходного моста, казалось пролетавшего над сизыми плоскими кронами атласных кедров, возвышалась пирамида из белого, как фарфор, аплита с реки Луапабы. На ее усеченной верхушке стояло изваяние человека в рабочем комбинезоне эпохи Мирового Воссоединения. Серебряные пушистые ветви южноафриканских лейкодендронов окаймляли слепящую отраженным солнцем пирамиду. Из-под деревьев показались две стройные фигуры, остановились, потом один из юношей стремительно бросился к Дар Ветру. Обхватив рукой массивное плечо Дар Ветра, он украдкой осмотрел знакомые ему черты твердого лица: крупный нос, широкий подбородок, неожиданный веселый изгиб губ, как-то не вяжущийся с хмуроватым выражением стальных глаз.

Дар Ветер с одобрением взглянул на сына знаменитого человека — строителя базы на планетной системе Центавра и главы Совета Звездоплавания пятое трехлетие подряд. Грому Орму не могло быть меньше ста десяти лет — втрое старше Дар Ветра, а сын его был еще очень молод.

Дис Кен подозвал товарища, темноволосого юношу.

— Это мой лучший друг Тор Ан, сын Зига Зора, композитора. Мы вместе работаем в болотах, — продолжал Дис, — вместе хотим совершить наши подвиги и дальше тоже работать вместе.

— Ты по-прежнему увлекаешься кибернетикой наследственности?— спросил Дар Ветер.

— О, да! Тор меня увлек еще больше — он музыкант, как его отец. Дис и его подруга... они мечтают работать в области, где музыка сливается с математической ритмикой биологического развития, то есть над изучением симфонии развития... ¹

— Ты говоришь как-то неопределенно, — нахмурился Дар Ветер.

— Я еще не могу,— смутился Дис, — может быть, Тор скажет лучше.

Другой юноша покраснел, но выдержал испытующий взгляд.

— Дис хотел сказать о кибернетике гередитарных ритмов. Известно, что живой организм при развитии из материнской клетки надстраивается аккордами молекулярных связей из первичной парной спирали. Постройка организма развертывается в плане, аналогичном развитию музыкальной симфонии или, если по-другому, логическому развитию в электронной расчетной машине...

— Так! — преувеличенно удивился Дар Ветер. — Но тогда и всю эволюцию живой и неживой материи вы сведете к ка-кой-то гигантской симфонии?..

— План и внутренняя ритмика которой, говоря музыкально, определены основными физическими законами и постоянными величинами! Надо только уяснить, понять, где заложена программа и откуда берется информация этого

26

кибернетического механизма, — с непобедимой уверенностью подтвердил Тор Ан.

— Это чье же?

— Моего отца, Зига Зора. Он недавно обнародовал свою космическую тринадцатую симфонию фа-минор в цветовой тональности 4,75 мю.

— Обязательно послушаю ее!

Покинув друзей. Дар Ветер перелетел океан и оказался на западной ветви Дороги южнее семнадцатого ответвления. К середине следующего дня он пересел на глиссер и явился на титановый рудник со стороны моря.

Склоны высоких гор вплотную подходили к берегу. На отлогой подошве уступами шли террасы белого камня, задерживавшие насыпанную почву с рядами южных сосен и виддрингтоний, чередовавших в параллельных аллеях свою бирюзовую и голубовато-зеленую хвою. Выше угрюмые голые скалы зияли темными ущельями, в глубине которых дробились в водяную пыль водопады. На террасах редкой целью тянулись широко разобщенные домики с крышами, выкрашенными в оранжевый и ослепительный канареечно-желтый цвет.

Далеко в море выдавалась искусственная мель, заканчивавшаяся белой башней, обмытой ударами страшных волн. Она стояла у края материкового склона, круто спадавшего в океан на глубину километра. Под башней отвесно вниз шла огромная шахта в виде толстейшей бетонной трубы, противостоявшей мощному давлению глубоководья. Внизу труба погружалась в склон, вернее — в вершину, подводной горы, состоявшей из почти чистого рутила — окиси титана. Все процессы переработки руды производились внизу, под водой и горами. На поверхность поднимались лишь крупные слитки чистого титана и целая река воды, насыщенной мутью минеральных отходов, расходившейся далеко вокруг башни. Эти желтые мутные волны закачали глиссер перед пристанью с южной стороны башни. Дар Ветер улучил момент, выскочил на мокрую от брызг площадку н поднялся на огороженную галерею, где собрались несколько человек, свободные от дежурства, чтобы встретить нового товарища. Работники этого, представлявшегося Дар Ветру таким уединенным, рудника не казались хмурыми анахоретами, каких он, под влиянием собственного настроения, чаял здесь встретить. Его приветствовали веселые лица, немного усталые от суровой работы. Пять мужчин, три женщины — здесь работали и женщины...

Прошло шесть дней, пока Дар Ветер окончательно освоился с новой деятельностью.

Сложнейший комплекс машин ворочался в каменном чреве подводной горы, погружаясь в хрупкий красно-бурый минерал. Самой трудной была работа в нижнем этаже агрегата, где происходила автоматизированная выемка и дробление породы. В машину поступали сигналы непосредственного наблюдения за ходом режущих и дробящих устройств, меняющейся твердостью и вязкостью ископаемого и сведения с флотационных столов секций обогащения. В зависимости от меняющегося содержания металла увеличивалась или уменьшалась скорость выемочно-дробильного агрегата. Весь комплекс работы нельзя было передать кибернетическим машинам из-за ограниченности защищенного от воды места, так же как нельзя было до конца автоматизировать управление космическими кораблями.

Дар Ветер взялся быть механиком по наблюдению, проверке и настройке нижнего агрегата. Потянулись ежедневные дежурства в полутемной, полной циферблатов камере, где насос кондиционера не в силах был справиться с удручающей жарой, усугубленной повышенным давлением из-за неизбежного просачивания сжатого воздуха. Усталое тело просило покоя, но мозг жадно схватывал впечатления обновленного мира. Обновленного долгой и трудной борьбой в подземелье, преодолением сопротивления мертвой и косной материи.

И бывший заведующий внешними станциями, вдыхая после дежурств терпкий запах нагретых скал и пустынных трав, поверил широким внутренним ощущением, что впереди предстоит еще много хорошего, тем больше, чем лучше и сильнее он будет сам.

«Посеешь проступок ^:— пожнешь привычку

Посеешь привычку — пожнешь характер,

Посеешь характер — пожнешь судьбу!» — пришло на ум древнее изречение... Да, самая великая борьба человека — это борьба с эгоизмом. Не сентиментальными правилами и красивой, но беспомощной моралью, а диалектическим пониманием, что эгоизм — неизбежная оборотная