Техника - молодёжи 1963-11, страница 15

СУДЬБЫ

Первые Публикации

ПИСАТЕЛЕМ, А ЗНАМЕНИТЫЙ ПИСАТЕЛЬ-ТАЛАНТЛИВЫМ ИЗОБРЕТАТЕЛЕМ

делается огнестрельным оружием, артиллерийским боевым средством. Напряжение перед первым выстрелом достигает огромной величины, и многие конструкторы честно признавались потом, что они даже не слышали звука первого выстрела, хотя он гремел, быть может, сильнее труб иерихонских. I Нам было некогда, и вся острота наших переживаний сосредоточилась на последних подготовительных мину

тах, когда мы торопливо устанавливали на полигонной позиции нашу пока еще безмолвную пушку. Мы страстно желали ей поскорее отстреляться, пойти в серийное производство и жечь немецкие танки, уже подходившие к Смоленску.

Но наш первый выстрел был ужасен. Он был настолько плох, что даже мои друзья-полигонщики не могли сдержать кривых улыбок.

Пушка задымилась, дернулась, из ее ствола медленно показалась головка снаряда, потом снаряд уполз обратно в ствол, и, наконец, под длительное какое-то самоварное шипение, весь окутанный бурым дымом, снаряд снова, но уже более оживленно вылез из ствола и плюхнулся в трех метрах от пушки. Я приказал увеличить навеску воспламенителя, но уже стемнело, и полигон отложил второй выстрел на утро.

Мы зачехлили пушку и молча побрели в штаб. Здесь, сидя на стульях, положив головы на столы, мои люди мгновенно уснули.

Я не мог спать и принялся проверять баллистические расчеты, выпол

ненные нашим главным консультантом профессором Позвоночным.

...Эти баллистические расчеты были разработаны в очень сложной дифференциальной форме, и, надо признаться, я в них плохо разбирался, особенно в разделе газодинамического истечения, считавшегося главным для пушки нашего типа.

Глядя на тройные интегралы, я со злостью вспоминал профессора Позвоночного. Он был необычайно начитай, этот профессор механики, Он знал историю музыки и историю литературы.

Большинство наших конструкторов восхищалось Позвоночным. Раньше я тоже доверял его рекомендациям. Но теперь, после мучительных раздумий, после двенадцати дней работы нашего коллектива над пушкой, я почувствовал неприязнь к Позвоночному.

Я вглядывался в длинную цепь сложных громоздких формул. Долго следил за математически изящной мыслью профессора и не мог найти ей смысла в происходящем, в нашей работе, а газодинамической пушке, в том, что мы должны как можно скорее ввести ее в строй.

За окном посветлело. Шел новый день — тринадцатый день войны...

...После второго выстрела я убедился, что баллистика нашей пушки порочна. Скорее из упрямства, чем по здравому рассуждению, я все увеличивал и увеличивал навеску главного заряда. Выстрелы следовали за выстрелами, уже бездымные и акустически отличные. Пушка дергалась, и, словно издеваясь над нами, снаряд пролетал по причудливой траектории ничтожные дистанции. Очевидно, в заснарядное пространство пороховые газы поступали совсем не так, как предначертал профессор Позвоночный, когда выполнял баллистические расчеты нашей пушки.

Приближался вечер, а мы, не делая перерыва на обед, почерневшие от усталости, злости и порохового дыма, все продолжали и продолжали стрелять, надеясь, что едва возникшие проблески улучшения баллистики вдруг накопятся и снаряд полетит правильно.

Вечером мы остановили стрельбу и решили изменить систему передачи огня снаряду. Я дотронулся до горячего ствола. По многолетнему опыту даже

на ощупь определил, что ствол пушки был раздут невероятным давлением, должно быть втрое превзошедшим расчетное. Я приказал прекратить испытание и срочно ехать в Москву.

Профессор Позвоночный встретил нас озабоченный, тихий, непривычно молчаливый. Он взял свои ошибочные расчеты, пропахшие нашим потом и пороховой гарью. Мы все приступили к созданию второго образца газодинамической пушки.

Прошло дней десять, а новый расчет все еще не был закончен. Мне сказали, что Позвоночный раскопал в библиотеке заметку какого-то канадского аэродинамика и сейчас весь расчет старается сделать в квадратурах. Это требует длительных вычислений, и тем не менее за достоверность расчета будет поручиться трудно.

Я ждал, сдерживая нетерпение. Мы уже заканчивали проектирование нескольких новых вариантов, и только основная часть пушки была неясна и лишь слегка обозначена на чертежах.

Шли дни. Начались бомбежки Москвы. А баллистический расчет профессора Позвоночного все шел и шел в своих вырождающихся функциях и в длительных недостоверных квадратурах.

Мы пытались решить задачу подбором баллистики опытным путем.

Ставили опыт за опытом.

Дни мелькали, а мы все еще возились с нашей неладившейся пушкой.

...Я видел, как эвакуировались соседние заводы, как быстро пустели цехи, как люди грузили в поезда оборудование. Грузили молча, без улыбок и шуток.

Теперь и до меня дошла очередь, но я не знал, что это будет так трудно. Я остановил опытный цех и снял со станков детали нашей пушки. Затем снял станки с фундаментов, прессы, молоты, снял термическую.

Быстро пустело наше обжитое КБ, где каждое место, каждый чертежный стол, любой токарный или фрезерный станок был удобно поставлен, приспособлен, пригнан «по руке».

Мы погрузились в эшелон и выехали на Урал...

Есть у человека в жизни минуты внутреннего подъема, минуты люди делают открытия, стихи, неожиданно вспоминают забытые имена или лица, с ясностью представляют себе ства самых сложных приборов, дят формулы...

особые В эти пишут давно полной устрой-выво-

11