Техника - молодёжи 1965-03, страница 14b ТРИ ЗАВЕТНЫХ ЛИСТА БЕРЕСТЫ D от рассказ Мори, который я записал почти дословно, — сказал Пересветов. «...Я называл Зорге по-своему, — говорил Мори. — Кмоэа-ва Тэру-о. Кмо — это облако, закрывающее улыбку солнца, Тэру-о — благородный человек. Иногда Зорге задумывался, и в этот момент словно облако закрывало его солнечную улыбку. Потому я и называл его так. Он был очень добрым ко мне, этот русский, и я сохранил о нем самую лучшую память. Вы тоже добры ко мне. Помню, как однажды Зорге в камере спросил меня: что я думаю о смерти? Я ответил: что я могу знать о смерти, когда почти ничего не знаю о жизни? Жизнь — я так ее и не узнал. Я уже слышу небесную мелодию сямусень и тай-ко... Смерть... Я уже вижу ее: она недалеко. Вспоминаю канун Нового года. У нас в Японии это большой праздник, мы называем его Сёёгац. В этот день Кмоза-ва был очень грустен, и мне хотелось отвлечь его от печальных мыслей. — Кмозава! — сказал я Зорге. — Мы тоже будем праздновать с вами Новый год. Но у меня нет бумаги, а она так нужна мне сегодня. Дайте мне кусочек коры, которую вы привезли из России... Я знал, что Зорге хранит три маленьких кусочка березовой коры, как память о родине. У нас в Японии такой обычай — в канун Нового года ставить на пороге изображение бамбука, сосны и вишни. На одном из трех кусочков березовой коры я нарисовал символическое изображение. На другом кусочке — традиционные японские угощения, моци и сасими. А на третьем — традиционный наряд, в котором люди выходят на большой праздник. — Ну вот, Кмозава, и у нас с вами настоящий Новый год! Зорге улыбнулся своей солнечной улыбкой и ответил: — Это хорошо, Мори, что наперекор всем своим недругам мы с вами встречаем Новый год. Кмозава вместо тоста произнес римское приветствие: — Аве, Цезар-император! Моритуори те салютант! В переводе на русский это значит: «Славься, повелитель Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!» МЕМЕНТО ВИТЭ! Ыван Иванович не раз заходил к больному, чтобы хоть чем-то утешить, подбодрить его. Японец, истосковавшийся по человеческому теплу, был благодарен ему. Он таял как свечка. И вот однажды умирающий Мори глазами попросил Пересветова наклониться, словно желая что-то сообщить. Он уже еле говорил. — Память Кмозавы... — прошептал он. — Возьмите... Ма-кура J. h* Рисунок, сделанный Мори. Этот маленький кусочек большого мира видел Зоргв перед смертью из окна своей камеры. ...Иван Иванович замолчал. Потом, проглотив комок в горле, продолжал свой рассказ: — В маленьком свертке под подушкой у меня под рукой зашуршало что-то завернутое в ханкети2. Я развернул платок. Там было три кусочка березовой коры. — Это все, что осталось мне от моего друга, — с трудом произнес Мори. — Возьмите. Он был вашим другом тоже... ...Однажды дверь камеры, где были Зорге и Мори, открылась, и глухой голос сказал: — 131-й, поднимитесь! Это был тюремный номер Зорге. Со дня на день ждал он казни, и вот настал его последний день. — Мори, — сказал он со своей неизменной улыбкой, — я всегда вам говорил: «Помни о жизни!» — «Мементо ви-тэ!» А сегодня я говорю вам: «Мементо, Мори!» — «Помни, Мори!» Это была игра слов, которую можно перевести и по-другому: «Помни о смерти!» — Я помню, как поразило меня тогда удивительное совпадение латинского слова «смерть» и моего имени — Мори... ...Но вот дверь камеры, где японец провел с Зорге почти полгода, закрылась. Мори остался один. Он услышал только шорох шагов по циновкам. Вот щелкнул металл: это на Рихарда надели наручники. Приглушенно вздохнула открываемая дверь, дверь на лестницу. Она спускалась в маленький колодцеобразный дворик, через который приговоренных уводили на смерть. Мори бросился к окну. Подтянувшись к решетке на руках, он в щель козырька увидел каменные плиты дворика. Их освещал качающийся от ветра фонарь. Глухо хлопнула дверь, и Мори увидел Кмозаву. Скованные за спиной руки. Вокруг солдаты. Он шел с поднятой головой. 2 Ханкети (япон.) — носовой платок. Старинный особняк, где в тридцатые годы был Институт марксизма-ленинизма. Букинистический магазин на улице Герцена (бывшая Никитская), ко* торый часто посещал Зорге. Дом Mi 12 в Большом Головином переулке, где бывал Зорге. Береза, бересту с которой Зорге взял с собой • Японию. |