Техника - молодёжи 1967-01, страница 12
opeнне номера БАЙКАЛ Безрыбные реки текут ядовитой водицей, луга не зовут огоньками цветов, и с неба спиралью не спустится птица в колючие ветви безлистных кустов. А там, где леса поверяли былинные думы озерам и звездам осенних ночей, — ивняк да осинник, пустой и угрюмый, и мертвый, до дна пересохший ручей. Провалами поле изрыли овраги, по склонам крутым проползает змея, и пыльные бури, как черные флаги, как траур по жизни, подняла Земля. Пусть это уйдет в забытье, пусть даже не снится — отравленной пеной вскипевший Байкал. Пусть омуль в воде голубой нерестится, пусть кедры взбегают на выступы скал! ДРУЗЬЯМ ЮНОСТИ МОЕЙ Все было так, как много, много раз: неласковой весны недружное начало, и озеро, как дымчатый топаз, луны изображение качало, и филин гукал в глубине лесной с каким-Tct злым угрюмым постоянством, и в небе, полном медленной весной, взрезали птицы воздух дальних странствий, и льдом, как звонкими осколками стекла, гремел ручей, блуждая в складках ночи, и песня глухариная текла прерывистым дыханьем строчек. Все было так: торжественный рассвет вливался пламенем в проснувшиеся чащи, как будто не прошло суровых, долгих лет -сжималось сердце радостней и чаще. И в этот яркий миг цветения земли, в дыму костра у старых рыжих сосен со мною были вы — друзья, что не дошли до наших светлых дней, до этих тихих весен. ЗЕЛЕНЫЕ Хотя осталось мне не много звенящих весен, тихих зим — лесная каждая дорога поет не реквием, а гимн. Гимн не прошедшим юным годам — их оплатила жизнь сполна, — а лиственным шумящим сводам, что строит каждая весна, ручьям в таких долинках узких, что можно их перешагнуть, полям, задумчивым по-русски, где васильками светит грусть. И тем дорожным перекресткам, где, опершись на автомат, то в дождевых, то в снежных блестках склонился каменный солдат. Поет всему, что с детства мило и с сердцем накрепко срослось, что время в памяти не смыло, что русским издавна звалось. Ю. ЛИВЕРОВСКИЙ, профессор МГУ Их так и называют — лосята. Два острова, словно два могучих диких зверя на плаву, вытянулись против течения Ангары. Плывут... На спинах — зеленая, уже тронутая осенней желтизной грива. Кусочек сибирской тайги, заброшенный на середину стремительного потока, кипящего на каменных бурунах. Огрызается, бунтует Ангара, встает против камня. А вокруг торжественная в своем величии, до горизонта тайга... Желтые, красные вспышки осени на иссиня-зеленом фоне кедров и лиственниц. И нет им конца и края. — А ведь с такого начиналась и Братская, — почти небрежно бросает Валерий Нестеров. Загорелое лицо двадцатичетырехлетнего прораба по-юношески молодо. Немногим больше года на стройке — и вот уже начальство: старший прораб головного участка. Десятки машин и механизмов, сотни людей в подчинении. Экскаваторы, трубящие, как мамонты, самосвалы, взрывные работы, баржи и катера... «Вот уж действительно — дорогу молодым», — внутренне улыбаюсь я, глядя на загорелого парня. Ведь сам я только что с Братской ГЭС. То, что я видел, не поражает. Потрясает! По масштабам — невероятно. Гигантское море, ушедшее вверху на сотни километров, упирается своей стометровой толщей в железобетонные плечи плотины почти километровой длины. А она, распирая каменные отроги, гудит двадцатью гидрогенераторами от 8 |
