Техника - молодёжи 1980-09, страница 15

го, в самом безвыходном положении не покидающего юморка, без той персональной ненависти к врагу, что утраивала физическую стойкость окруженного, по глотку в болото загнанного белорусского партизана, — так и в помянутом порохе помимо воинских добродетелей, обязательно одно, вовсе невесомое, потому что зачастую даже подсознательное, вместе с тем шибче всякой живой воды важное вещество, настолько скрытое, даже целомудренное, что простыми людьми никогда не выставляется напоказ. К прискорбию, оно у нас иногда заменяется эдаким оптимизмом, что в дореволюционном русском проречии называлось обыкновенным авосем. Мо жет, здесь у меня и с запросом сказано, но стоит ли оставлять столь важное сомнение до практической проверки в битве, когда и* в затылке почесать станет некогда?

Не странно ли, что после стольких, почти вчерашних уроков мы подчас не учитываем мобилизующее действие трезвого пессимизма? Сия похвальная способность живо вообра зить возможную изнанку приятных иллюзий, хотя к способна омра^и^тъ тихие радости, получаемые от рыбал ки и бесед, проводимых в теплой дружественной обстановке, все же представляется мне далеко не бесполезной в нынешнем мире — сплошь в минных полях, волчьих ямах да но-голомных трещинах. В такую пору мало бывает одной хозсмекалки, л желателен целый радар ь i оливе дальностью минимум лет на два дцать.

И здесь нам в особенности полезно со всею болью сердца вспомнить, вникнуть, подвергнуть беспристрастному анализу ту потрясшую патриотов под незабываемый звон стекла июльскую речь в трагическом сорок первом. Так почему, же именно, почему, братцы мои, уже на второй неделе страшного поединка пришлось нам, несмотря на едва ли не каждодневные рассуждения про малую кровь и чужие территории, пускать в ход "столь необычные в нашей практике интонации, а в прекрасное суровое утро ноябрьского парада, четыре месяца спустя, выкатывать на передовые позиции столь устарелую, казалось бы, артиллерию с клеймами Суворова, Кутузова, Александра Невского, Дмитрия Донского? Причем делал это предельного авторитета челоцек с грозным, на весь свет, гулким именем.

И кто знает, как обернулась бы та военная страда, если бы к памятной дате третьего июля сии иносказательные пушки оказались заклепанными чьей-то ночною недрогнувшей рукой.

Поэтому и представляется мне, что поговорка о необходимости держать порох сухим имеет в виду прежде всего состояние духа народного, ко

торое я определил бы банальным чувством локтя в отношении соседа — не только ближайшего, по горизонтали данной эпохи, но по той таинственной вертикальной связи как с самыми отдаленными, давно растворившимися в земле родичами, положившими начало нашей с вами Отчизне, так и недавними героями, жизнями своими, волею своей продолжившими ее славу.

Уместно повторить вслух неплохую, двухсотлетней давности мысль Руссо: «Под народной волей понимается не только воля всех живущих в известное время индивидов, но та воля, которая поддерживает жизнь народа среди сменяющихся поколений».

Так раскрывается в полном объеме скрепляющее нацию воедино сотрудничество поколений. Для меня любая на сельском погосте, ромашкой да погремком заросшая могильная плита приобретает вещественную силу национального пароля, и вот почему до изощренности заботливо и тонко поставлен в некоторых западных странах культ кладбищ, несмотря на жгучий соблазн обращения их в дар' мовые пригородные каменоломни.

Жизненно необходимо чтобы народ понимал свою историческую преемственность в потоке чередующихся времен, — из чувства этого и вызревает главный гормон общественного бытия, вера в свое национальное бессмертие. Поэтическая традиция, утверждающая — будто чуть ли не основным источником сего ВДОХНОВИ-^е/юНши иещесТьа лвЛясГГСЯ популярная у нас береза, упускает из виду, что поименованное дерево не менее успешно произрастает в смежных, чужеземных владениях.

На мой взгляд, гораздо больше содержится его в других, скоропреходящих даже явлениях, — например, в милых и унывных напевах предпокос-ного, бывало, девичьего хоровода, в запахе ржаной краюшки под парное молочко, в косом мимолетном дождичке над Окой, в невинной детской песенке, которой открывается утренняя радиопередача, даже в пресловутом дыме Отечества. Но. пожалуй, богаче всего этим живительным эликсиром, почти вровень с молоком материнским, те молчаливые, на любое кощунство такие безответные, грубой побелки мемориальные камни, что раскиданы кое-где по лицу нашей державы щедрыми и простодушными предками.

Подразумеваются старинные здания нередко архаического замысла,

ТВОреНИЯ ИЗрЯДНЫХ РУССКИХ ПЛОТНИ'

ков, самородных тож гениев каменного дела, воздвигнутые на потребу стародавних чувств и обычаев, почти сплошь, — извиняюсь за их творцов перед нахмуренными передовыми мыслителями, — культового, то есть церковного, назначения Большинство их величавые соборы вкупе с оне

мевшими, порою жалостно-дивными звонницами, давно и жестоко источенные континентальной непогодой, поросшие по карнизам мелким кустарничком, как на трагически-романтических гравюрах Пиронези.

Не вдаваясь в теологические дебри, также и в обсуждение религии как социального инструмента правящих классов, хочу вкратце объясниться по существу довольно ясного, но как будто нарочно запутанного вопроса. Нельзя винить далеких предков наших, что именно в церковные здания Человек—мыслитель и труженик, художник и зодчий—вносил наиболее отборное, бесценное свое, концентрат из людских озарений и страданий, беззаветной мечты и неоправдавшейся надежды, наконец — свершений самоотреченног'о труда Неизменно сверх положенной дани, в размере десятины от трудов своих, люди отдавали небу и треть, и половину, и все достоянье целиком, включая самую жизнь иногда. Бессчетная й'ереница одержимых детской верой в свое же создание благоговейно возлагала на возвышенья алтарей свои черные гроши. пофазно переплавлявшиеся затем через восторг художника и щедрость мецената в пленяющие воображение архитектурные конструкции, населенные поэтическими причудами и химерами, в свою очередь, изготовленными из неупотребляемых в быту чистейшего света и плотнейшего мрака, — воистину божественные шедевры, уже тем одним священные для веек нас, что в ииа сосредоточился совместный порыв иногда нескольких подряд человеческих генераций.

Непосильные для любой частной мошны, вобравшие в себя всякие первостепенные ценности эпохи, эти великие храмы — от римского Петра до запомнившегося мне на всю жизнь, стрелой устремленного ввысь Йоркского собора, от циклопического Абу-Симбела, сбереженного с нашей же помощью на месте нильской плотины, до крохотной, радовавшей москвичей несколько веков подряд расписной каменной игрушки, называвшейся Ри-зоположенье и сметенной в яму насильственного забвенья резвой метлой тридцатых годов. Они становились вещественными показателями тогдашнего уровня в технике, эстетическом мышлении и организации коллективного труда факелами неугасимого творческого духа, интеллектуальными вехами века

Наступление поздней зрелости во всех цивилизациях знаменовалось скептическим пересмотром потускневших миражей детства, но всегда неприглядной представлялась сомнительная доблесть якобы в доказательство людского превосходства над божеством — гадить в алтаре, дырявить финкой Магдалину на холсте, отрубать нос беззащитному антично

13