Техника - молодёжи 1981-10, страница 64

шений, поиски их дальнейшего гармонического развития, именуемого «оптимизацией».

Уже в самом начале нам пришлось решать многие вопросы по проблеме межличностных отношений. Известно, что основным в процессе их формирования выступают индивидуальные качества и в силу их — взаимные симпатии или антипатии людей. Но в условиях совместной деятельности начинают складываться общие интересы, и вот они-то и становятся определяющими регуляторами отношений, сплачивая коллектив. Так произошло и у нас. Большинство участников экспедиции не имели опыта совместной деятельности и вплотную познакомились друг с другом лишь при комплектовании состава экспедиции, во время тренировок. Поэтому некоторые шероховатости в отношениях ребят между собой, конечно, возникали. В таких случаях приходилось проявлять все свое педагогическое умение, чтобы сгладить недоразумения. Да большинство участников и сами помогали мне снимать элементы психологической напряженности, положительно разрешать межличностные конфликты. Но вот мы спустились в пещеру, и группа сразу же оказалась в автономных условиях. Исключительно возросла ответственность действий каждого члена экспедиции, его функциональная зависимость ото всех других товарищей. С этого момента межличностные отношения стали претерпевать качественные изменения, а к концу нашей экспедиции они вышли на уровень истинного братства. Как самому родному человеку, все радовались тому или иному товарищу, благополучно преодолевшему очередной колодец или глубокую шахту. Исключительное мужество и завидное бесстрашие проявили наши девчата. Они много сделали для создания отличного морально-психологического климата в коллективе.

Вообще же следует особо подчеркнуть, что в условиях чрезвычайной опасности для деятельности и самой жизни человека надежно срабатывают социальные программы нашего советского общества, высоконравственные нормы нашего социалистического общежития.

Подтвердились нашей экспедицией и теоретические предположения о том, 'что возможности человека, действующего в экстремальных условиях, поистине велики. Стенические эмоции, тонизирующие жизнедеятельность, обеспечивающие энергичное действие, активизацию нервной и физической разрядки за счет дополнительно вырабатываемых организмом гормонов,

выводят личность на неизмеримо более высокий уровень всех ее возможностей. В том, что преодоление трудных ситуаций в достижении самых благородных целей может исключительно ярко раскрывать все духовное богатство советского человека, мне пришлось убедиться непосредственно. Удивительно, что при этом коренным, можно сказать, «чудодейственным» образом менялась и вся физиология организма человека. Мало того что можно было в продолжение более чем 30 часов беспрерывно следовать по трудному подземному маршруту, но у каждого из нас при этом значительно были снижены пороги чувствительности ведущих анализаторных систем, то есть она была намного выше наземной. В условиях высшей мобилизованности психики притуплялась болевая чувствительность при частых ушибах, укорачивалось время свертываемости крови и заживления травматических повреждений кожи, наступало функциональное торможение физиологических отправлений на маршруте и полное восстановление их на лагерных стоянках.

Переходя теперь к более общим оценкам, попытаемся ответить на такой вопрос: действительно ли все участники экспедиции и в жизни такие мужественные и бесстрашные? По данным субъективных отчетов и экспериментальных исследований, они, как многие люди, в меру смелые, в меру боязливые. А вот в период экспедиции все участники проявили подлинное мужество. Но если страха как особого эмоционального состояния не наблюдалось у членов экспедиции, то была ли у них должная оценка существующей реальной опасности, особенно на отдельных, необычайно сложных участках маршрута? Да, была, но чувство страха, вероятно, сознательно подавлялось и как бы вытеснялось из фокуса сознания. Конечно, нам трудно в этой связи говорить о механизмах такого сложного явления, но частичный свет на них может пролить, вероятно, характер сновидений у участников экспедиции уже при возвращении. Наш сон под землей всегда был глубоким и почти без всяких сновидений. А вот на поверхности, когда экспедиция уже закончилась во всех отношениях благополучно, ее участников стали вдруг одолевать в буквальном смысле этого слова тревожные сновидения: падение в бурлящий подземный поток, срыв со скалы, несрабатывание страхующих самохватов и тоже падение и т. д. Не является ли этот подмеченный нами факт своеобразной формой реализации ранее вытесненных тревожных переживаний? И если это так,