Техника - молодёжи 1983-04, страница 18о причине космоса», вышедшей в Калуге в том же 1925 году. Возникшая у нас дискуссия отражена в ней так: Д. Б. (из моего следующего письма): «Из Вашей же книжки видно, что причина имеет мало общего с космосом, и я ничего против этого не имею. Но Вы отнимаете от нее материальность, с чем я, нак материалист, примириться не могу. Непонятно также, как Вы можете ей приписывать свойства космоса, хотя бы и в высшей степени, раз она не материальна». Ответ (К. Э. Циолковского): «Дело не в материальности и не в обратном. Вы можете основу вселенной и ее причины называть энергией (нак Освальд), материей (как Бюхнер), мыслью (Как Платон). Тут разница в словах, а носмос остается космосом, с его занонами, определенными наукой. Суть в том, что мы на основании фактов должны признать за при-чинои свойства творимого в высшей степени плюс нечто, не имеющееся во вселенной. Вас смущает субъентивность таких слов, как скромность, разум, доброта и т. п. Но ведь все исходящее из Человека суоъективно, конечно, и его понятия о причине. Тольно самая сущность мира и его причины — не субъективность. Эти понятия представляют сложные продукты вселенной. Человек не может Оез них обойтись, пока он Человек. Надо помнить изречение одного из героев Чехова: все относительно, приблизительно и условно. Так, абсолютная (и это понятие условно) величина носмоса может быть неизвестна и приравнена к нулю и к бесконечности, смотря по тому, с чем мы ее сравниваем. Она может быть просто пылинкой в сравнении с ее причиной, как одна бесконечность может быть нулем по сравнению с другой, высшей. Эта высшая также нуль по отношению к третьей, еще более высокой. Вспомните прогрессирующие математические ряды». Теперь я глубже понимаю Циолковского, чем в те юношеские годы, и гораздо менее готов с ним спорить: для меня он явился откровением, и поэтому спор с ним был бы с моей стороны кощунством. Теперь я понимаю, почему, обосновывая необходимость понятия о причине космоса, К. Э, Циолковский, споря с теми, кто отождествляет причину космоса с самим космосом, с самой вселенной, говорит: «...Но тут возникают вопросы, отчего вселенная дала добро, а не зло, отчего она такая, а не другая! Ведь можно вообразить другой порядок, другое строение, другие законы природы!» (Добавим от себя: вселенная могла бы и не существовать,) К. Э. Циолковский верил в то, что «величайший разум господствует в космосе, и ничего несовершенного в нем не допускается». Он приписывает причине космоса многие антропоморфные черты. Поэтому его понятие о «причине» во многих отношениях не менее наивно, нежели понятие о боге в большинстве религий. Это несколько шокирует меня и сейчас, но несущественно: есть понятия, для выражения которых не хватает слов. Так или иначе важна глубокая вера Циолковского в разумное устройство мира, в его гармонию и его благонамеренность по отношению к человеку, ко всему живому. Циолковский правильно отмечает, что человек не может обойтись без понятия о причине космоса и без веры в ее благонамеренность, «пока он Человек». Причина космоса непостижимо превосходит сам космос и составляет его тайну, но она благонамеренна. Это убеждение в красоте и гармонии мира, в благонамеренности его тайны оставляет и теперь меня поклонником идей Циолковского, его мировоззрения: именно он впервые приобщил меня к пониманию величия мира. Позже я узнал, что это же отношение к миру украсило жизнь и другого замечательного человека — П. Кропоткина, который писал: «...Я увлекся, в особенности в последний год пребывания в корпусе, чтением по астрономии. Никогда не прекращающаяся жизнь вселенной, которую я понимал нак жизнь и развитие, стала для меня неистощимым источником поэтических наслаждений, и мало-помалу философией моей жизни стало сознание единства Человека с природой, как одушевленной, так и неодушевленной», В юности я со своим товарищем сделал самодельный телескоп. В морозные ночи, восхищенные зрелищем, мы ловили дрожащие звезды и спокойные планеты. Головокружительно сокращались расстояния. Редели звезды. Мы как бы влетали в космос, устремленные то к Луне, то к Марсу. Границы, отделявшие нас от мира, становились зыбкими, и мы чувствовали музыку небесных сфер, от которой захватывало дух и сладко щемило сердце. Прошло много лет. Увлекшись физикой, я оставил ракеты. Памятью о них сохранились письма К. Э. Циолковского, мои протоколы, чертежи 1923—1925 годов. Никогда не покидало меня чувство высокой радости от созерцания ясного ночного неба, и никогда не забывал я романтическую марсианку Аэлиту,.. ВСТРЕЧА С ГЛАВНЫМ КОНСТРУКТОРОМ С людьми, продолжавшими работать над ракетами, мне не пришлось встретиться до открытия космической эры. Мы не знали друг друга, и пути наши не пересекались. Аэлита вновь позвала меня в разгар великой атомной эпопеи. У меня сохранились давнишние расчеты ракеты, движимой энергией радия. Но почему бы не использовать могучую энергию урана, ту самую, что привела в движение турбину первой в мире атомной электростанции? Принципиальная возможность бы 551 - u S о. j rax" X ш ffl I» о X к X « = а-т о i »>х i » 5< а . ом ш * с а12 2 X X X к:а = о е; ш 2о OI_ IO а о ох п gmta sea- f^tu^* J jgy****?. А^ЯЦ, SJ
|