Техника - молодёжи 1983-07, страница 51кальных витринах то и дело отражались силуэты дам-циклисток, словно амазонки проносившихся мимо щегольских экипажей. Объявления на тумбах взывали: «Секрет успеха заключается в том, чтобы ездить на машине марки «Валькирия», «Покупая «Трент», вы приобретаете всеобщее уважение...» Увидев книжную лавку, друзья зашли в нее и стали рыться в ворохах журналов «Велосипед», «Велосипедный спорт», «Самокат», «Цик-лист». Открыв один из номеров «Циклиста», Уточкин прочитал вслух: «Летун (то есть спринтер. — Ред.) в большинстве случаев рослый парень, голова несколько остра, с нежными очертаниями. Грудь среднего размера, руки, кисти и ноги длинны и узки. Мускулы эластичны, шея худа и немного выгнута вперед. Таков должен быть тип летуна хорошей породы...» — А? Каково? Похож? — спрашивал Уточкин, похохатывая и вертя своей круглой головой на короткой мощной шее. — Вот она какая, «наука»... Но, между прочим, есть и толковые книги. Меня на эту стезю натолкнула книжка мемуаров Шарля Террона, победившего в 1000-верстной гонке Париж — Брест, а потом в течение двух суток непрерывно мчавшегося по арене машинного зала на Всемирной выставке в Париже. Только тогда я понял, что в циклизме главное — ежедневная тренировка... Спортивная биография Уточкина не была гладкой. Он порой уступал второстепенным спортсменам, но оказывался впереди самых быстрых «корифеев педали». Он уже однажды выступал в Московском манеже на деревянном треке и обыграл в заездах на 7,5 и 50 верст сильнейших ездоков московского клуба Николая Похильского и победителя гонки Москва — Тверь Алексея Бутылкина. Окрыленный победой, «Рыжий триумфатор» (так пышно окрестили его в газетах) бросил вызов всем циклистам, приглашая помериться силами с любым нt любую дистанцию до 25 верст. Он беспрерывно заключал пари с товарищами, предлагал матчи. ...И вот наступило 20 июля. Несмотря на духоту и пыль, многочисленные москвичи двинулись в Сокольники. Новые коврики на трибунах, дамы в ярких нарядах, даже трековая дорожка и та казалась специально отмытой для этого дня. Над циклодромом развевались флаги, гремел духовой оркестр, перед входом стоял велосипед-карета владельца магазина на Петровке Жака, преподносившего зрителям «на память от Жака, чтобы не было жарко», изящные японские веера. Гвоздем программы в этот день были финальные соревнования на полторы версты, в которых участвовали Нешич, Бутылкин и Уточкин. Прозвучал звонок. Едва гонщики ушли со старта, публика встала с мест. Велосипедисты двигались еле-еле, настороженно следя друг за другом. Сергей уже был знаком с манерой Бутылкина: белобрысый москвич был ловок и хитер, а его умение молниеносно набирать и сбрасывать скорость уже однажды стоили Уточкину победы. Сергей ехал первым, поминутно оглядываясь на Бутылкина. Мучительно медленно тянется время, гонщики прошли два круга. Вдруг Бутылкин резко вырвался вперед, Уточкин вовремя «сел ему на колесо». Бутылкин жмется к бровке, но Уточкин все же пошел на обгон. Он чувствовал необычайный прилив сил, сравнялся с лидером! И тут случилось непредвиденное: за несколько метров до финиша заднее колесо велосипеда Бутылкина вильнуло, и Уточкин столкнулся со своим соперником. Оба упали. Уточкина унесли. Публика неистовствовала. На победившего Нешича никто не обращал внимания... Сергей лежал на кровати, уткнувшись в томик любимого Апухтина. В номер принесли вежливое напоминание, что ежели Уточкин участвует в гонках, пусть не забудет о показательном выступлении на старинном «Крипто» — бицикле, у которого одно колесо больше другого. О состоянии здоровья спортсмена устроители не справлялись. Тот памятный московский вечер газеты описывали так: «Пассажиры, сидящие на империалах конки, вскакивают с мест. Это циклодром под лучами электрического света. Сегодня — первый вечерний дебют нового трека. Впервые над Сокольниками занялось электрическое зарево...» Трибуны изнемогали от любопытства. Будет Уточкин выступать или нет? Кто победит? Лихорадочное настроение передалось и гонщикам. Показался Сергей с забинтованной рукой. И хотя Уточкин слыл отличным вольтижировщиком, он довольно вяло проделал несколько номеров на «Крипто». Тотчас послышалось жужжание — «не будет участвовать, не может». Устроители возмущались: да он просто издевается над нами! Если не хочет выступать, должен был отказаться! Прозвенел звонок, и у ленты выстроились участники. В первых заездах Уточкин по-прежнему держался в тени. В матче Уточкин — Вашкевич, включенном в программу, он сразу уступил своему товарищу. «Теперь-то ты проиграл», — не без внутреннего ликования думал Вашкевич, дожидаясь звонка к финалу чемпионата на 7,5 версты. А Уточкин? Он готовил сюрприз, сознавая взрывную силу эффекта неожиданности и загораясь оттого еще большим вдохновением. Финишировать из группы лидеров первым начал Сопов. Трибуны замерли. Стояла такая тишина, что было слышно, как шуршат колеса о полотно трека. Поворот. Сопов идет первым. Резким броском Уточкин внезапно обходит его. Стремительно, будто нет ни встречного ветра, ни гонщиков позади, уходит вперед. «Было впечатление, будто вся остальная группа остановилась», — будут писать потом га^-зеты. Стоит ли говорить об овациях, цветах: словно все только и ждали этой победы. Мало кто заметил, как он бледен, какое усталое лицо у нового чемпиона России. Потом он снова побывает в Париже, будет участвовать в очередном всероссийском чемпионате в Москве, станет известен как автор замечательного приема — спурта, стремительного финиша. Он завоюет звание рекордсмена мира в гонках на четверть английской мили. И здесь же, на столичном треке, чистой победой завершит свой поединок с Бутылкиным. Слава о новой звезде, вспыхнувшей на спортивном небосклоне России, разнесется по всей Европе. Но европейское признание придет к Уточкину спустя год. А тогда, после московского чемпионата 1897 года, одесситы сразу же стали собираться домой. Они укладывали чемоданы, лениво перебрасывались словами. Вашкевич аккуратно сворачивал вещь за вещью, а Сергей, накрутив на палец галстук, слонялся по номеру, насвистывая какой-то веселый мотив. Он поражал земляка своей беспечностью. До поезда оставалось совсем немного времени, а чемпион вроде и не думает заниматься гардеробом. Вашкевич молча злился: не мог простить Сергею его таланта. Может быть, он впервые почувствовал, что был просто ремесленником-профессионалом, а Сергей — художником по своей натуре. 4 «Техника — молодежи» № 7 |