Техника - молодёжи 1984-11, страница 31

сы, уже имеются. Это труды академика К. М. Быкова и ленинградских физиологов. Американский ученый, зачинатель и один из наиболее активных исследователей адаптивного биоуправления — Нил Миллер — ссылается на работы К. М. Быкова как на свою теоретическую базу. Еще в конце 40-х годов К. М. Быков писал: «Все органы находятся под контролем и регуляторным влиянием коры головного мозга... Таким образом, условнорефлекторная реакция становится весьма обширной, а механизм ее приобретает такой размах, что корковый стимул может изменить даже врожденную реакцию организма ..»

Тогда почему же мы не осознаем ход многих внутренних процессов? Ведь рецепторов, передающих ин формацию «изнутри» в центральную нервную систему, — великое множество Чувствительными нервными окончаниями пронизаны все органы и все ткани, включая нервные стволы. Почему только в каких либо экстремальных или патологических условиях мы смутно слышим отголоски «темных чувств» (так называл внутренние ощущения Сеченов). Ленинградский нейрофизиолог

В. Н. Черниговский полагает, что всему виной «хроническое привыкание» Постоянная, непрерывная, чаще всего однообразная информация от внутренних органов как бы убаюкивает корковые зоны, и они не пропускают ее в сферу сознания Вспомните, как быстро мы «принюхиваемся» к окружающим нас в доме запахам, но стоит отлучиться и возвратиться, мы снова их чувствуем, вернее, осознаем. Ленинградские ученые раскрыли еще одно интерес ное свойство коры головного мозга. Известно, что импульсы от внутренних органов поступают в строго разграниченные участки коры больших полушарий, точно так же и команды органам нисходят из впол не определенных зон. Другими словами, каждый орган как бы спроецирован на свой участок коры, а кроме этого еще и на соответствующий участок тела В зонах коры, где осознаются сигналы, эти проекции совпадают А поскольку «кожно-мы шечная информация» достигает корковых зон быстрее (по особым «скоростным» чувствительным нервным волокнам), нежели информация «внутренняя», то первая как бы блокирует последнюю. Вот почему мы не чувствуем в нормальном здоровом состоянии своих внутренних органов, а только неполадки в их работе доходят до нашего сознания И если отключить гигантский поток информации, текущий в кору головного мозга от огромной массы кожно-мы-шечных рецепторов, то можно открыть дорогу для «сознательного» вмешательства в деятельность веге-татики.

Такова в целом на сегодняшний день теоретическая база метода адаптивного биоуправления. Существуют, правда, и другие теории, но они чисто количественно дополняют вышеописанные. Это, например, модель «мультиавтономных функций», основанная на концепциях глубокой взаимозависимости функций организма (примеры: произвольная регуляция температуры пальцев снижает проявления гипертонии, регуляция пульса влияет на динамику биотоков мозга так же, как и произвольное снижение тонуса некоторых лицевых мышц, и т. д.). Согласно этой модели обучение с обратной связью охватывает целый комплекс процессов, и выделить «особый» механизм прямого воздействия на какой-то определенный процесс невозможно.

Но все ученые сходятся в одном: в повседневной деятельности информация, поступающая в мозг извне, более разнообразна и более значима — ведь опасностей снаружи заведомо больше, чем «внутри». А потому внутренняя регуляция поставлена эволюцией на «автопилот». И чтобы перевести ее с «автопилота» на «ручное управление», надо внутренний процесс преобразовать во внешний, сделать его значимым фактором с помощью электронных «приставок» к человеческому организму.

И все же главная проблема остается нерешенной. Сегодня важнее знать не что конкретно изменяется на тканевом и органном уровнях в результате сознательной саморегуляции, а как это происходит. Другими словами, адаптивное биоуправление вплотную подводит к одному из важнейших вопросов естествознания: как информация, пришедшая извне, воплощается в материальное, в чем суть субстрата сознательной актив ности в головном мозге человека? И потому изучение механизма адаптивного биоуправления наталкивается на отсутствие реальной теории «физиологии сознания». Тем не менее практика уже дает свои результаты.

Конечно, обучиться в совершенстве управлять любым физиологическим процессом в организме с помощью электроники невозможно. И все же в лечении ряда заболеваний, в профилактике стрессов и поддержании хорошей работоспособности метод принесет явную практическую пользу. Более того, его дальнейшее развитие подтолкнет к исследованию гонких нейрофизиологических механизмов саморегуляции биосистем в целом. А это, в свою очередь, еще быстрее приблизит нас к пониманию самих себя. И, по-ви-димому, через несколько лет каждый из нас сможет попробовать достоинства нового метода в любой поликлинике.

ПОСЛЕДНИЙ ШАНС

АЛЕКСАНДР АГРОНИК, копструктор,

лауреат Ленинской премии, ЛАЗАРЬ ЭГЕНБУРГ, инженер

Как ни странно »то покажется, но средства спасения пилотов появились гораздо раньше, нежели собственно летательные аппараты. С течением времени они, не отставая от стремительного развития авиационной техники, совершенствовались, усложнялись. К примеру, если пилотам машин времен второй мировой войны было достаточно перевалиться за борт кабины и, выждав несколько секунд, открыть парашют, то уже спустя десятилетие истребители и бомбардировщики нового поколения пришлось оснащать особыми устройствами, предназначенными только лишь для того, чтобы спасти летчика, вынужденного покинуть аварийный или подбитый самолет.

Вполне естественно, что »та техника нашла применение и в космонавтике — все мы знаем, что «Космо-навт-1» Ю. А. Гагарин и его последователи при приземлении воспользовались катапультными устройствами, уже испытанными и проверенными летчиками.

А о том, как создавались катапультируемые устройства, наши читатели могут узнать из статьи А. Аг-роника и Л. Эгенбурга, которую мы публикуем в »том номере «ТМ».

Истребитель-перехватчик, выполняя обычный полет, мчался в стратосфере на высоте 18 тыс. м со скоростью 2700 км/ч. Задание было выполнено, и летчик уже ложился на курс, ведущий к аэродрому, как вдруг за кабиной раздался резкий удар, машина повалилась влево, а на табло, находящемся на приборной доске, тревожно вспыхнула надпись: «Пожар». Потеряв управление, самолет перешел в беспорядочное падение, и летчик принял единственно правильное в такой ситуации решение — оставить гибнущий самолет. Катапультное устройство и высотное снаряжение не подвели, и через несколько минут летчик благополучно спустился на парашюте.

Другой пилот оказался в опасной ситуации при заходе на посадку и катапультировался из неуправляемого самолета на высоте всего 30 м. Покинутый им самолет врезался в землю в тот момент, когда раскрылся парашют летчика.

31