Техника - молодёжи 1985-05, страница 16Нет, мы не копировали сделанное европейскими учеными. Мы искали и находили собственные решения тех или иных вопросов — ив технике, и в методике эксперимента и одновременно набирались столь необходимых для фундаментальной физики опыта, навыков, умения. Помню, как поразили наше воображение данные об огромных энергиях, высвобождаемых при делении уранового ядра. Сейчас эти цифры знает каждый школьник, а тогда это знание, доступное только физикам-ядерщикам, заставляло нас вести поиски с утроенным усердием. Подумать только: каждый килограмм делящегося вещества способен выделить более 20 млн. кВт • ч, что в несколько миллионов раз превышает теплотворную способность обычного топлива, скажем, угля. Мы работали тогда с невероятным подъемом. Курчатов, как и Ферми, и Жолио-Кюри, и другие ученые, вскоре пришел к выводу, что при делении должны возникать так называемые вторичные нейтроны. Если в каждом акте деления будет рождаться более двух нейтронов, это означает, что ядерная цепная реакция возможна. «Докажите это экспериментально», — предложил Курчатов мне и Русинову. Поставив опыты, мы довольно быстро определили, что на каждый вызывавший акт деления первичный нейтрон приходится 2—4 вторичных. Оценка, конечно же, очень грубая, однако она доказывала принципиальную возможность использования энергии ядер. Далее мы попытались определить: какой именно изотоп урана — 235-й или 238-й — делится тепловыми, то есть медленными, нейтронами? Ответ, что для тепловых нейтронов уязвим лишь уран-235, наиболее редкий из встречающихся изотопов урана, был важным и... обескураживающим. Он автоматически ставил на повестку дня труднейшую проблему разделения и обогащения урановых изотопов. Пытаясь далее вместе с Т. Никитинской осуществить цепную реакцию на быстрых нейтронах с использованием широко распространенного в природе урана-238, мы получили отрицательный результат. Несколько месяцев спустя совместно с К. А. Петржаком мы вновь занялись цепной реакцией, облучая уран-238 быстрыми нейтронами других энергий. Но нужно точно знать сечение нейтронов. Мощных ускорителей тогда не было, лишь слабые нейтронные источники, поэтому пришлось думать о том, чтобы увеличить чувствительность нашей ионизационной камеры. По американским работам мы уже знали, что добиться этого будет весьма непросто. Даже у заокеанских физиков, несмотря на их мощное техническое обеспечение, этот параметр ионизационной камеры оставался «слабым» местом. Размышляя, как бы преодолеть затруднение, мы припомнили устройство конденсатора переменной емкости. Стало быть, эффективность действия камеры также можно увеличить, выполнив ее активную поверхность многослойной, в виде набора пластин? Действительно, когда новый вариант прибора был готов, то оказалось, что его чувствительность возросла в 300 раз. Этого оказалось достаточно для того, чтобы открыть спонтанное де ление тяжелых ядер — явление, сыгравшее особую роль в решении атомной проблемы. АТОМНЫЙ ПРОЕКТ Учитывая важность этих опытов, А. Ф. Иоффе послал сообщение о них в авторитетное издание «Физи-кал ревю». Естественно, мы ожидали, что американские или европейские физики повторят наши опыты. Ну возьмут чуть поменьше камеру, ну точность будет у них поменьше, но ведь в принципе должны же повторить эксперимент по спонтанному делению! Однако на каблограмму не последовало ни одного отклика. Это казалось невероятным. До сих пор любое сообщение, так или иначе связанное с урановой проблемой, сразу после публикации становилось предметом самого живейшего обсуждения. Молчание продолжалось. И в какой-то момент на авторов открытия, а работу, кстати, к тому времени выдвинули на Государственную премию, стали косо поглядывать. Как же так, беспрецедентный случай: ни одного зарубежного отклика, в то время как и по менее значительным публикациям по проблеме ядра обычно бушевали и долго не утихали >физические страсти. «Опять отличились питомцы Курчатова», — поползли ядовитые слухи. Премию — по-видимому, из-за отсутствия подтверждения — не дали (ее присудили в 1946 году. — Ред.). Началась война. Отложив опыты по изучению цепных реакций и спонтанному делению до лучших времен, Курчатов пошел на флот, Петржак — в зенитчики, я — в ополчение. Записывал меня добродушный, безмерно уставший лейтенант-украинец. Повертев в руках анкету, оглядел меня и сказал: — Послушай, Георгий, а ведь ты институт окончил1 Не лучше ли тебе еще малость подучиться, а уж потом на фронт? В Йошкар-Оле, на курсах Военно-воздушной академии, меня обучили автоматике, вооружению, двигателям, штурманским приборам и прочему оснащению новейших пикирующих бомбардировщиков Пе-2. После занятий я, выпросив увольнительную, стремглав бежал в библиотеку Оптического института. Сидя в выстуженной читалке, я продолжал вести расчеты ядерной реакции, возможных взрывных эффектов на основе деления урана. Нет-нет да и приходил в голову тревожный вопрос: а не поспешили ли мы бро- Композиция Александра КУЛЕШОВА
|