Техника - молодёжи 1986-09, страница 59

Однажды...

«И за них,

и за себя..»

В 1850 году знаменитому немецкому химику, иностранному члену-корресп'онденту Петербургской Академии наук Юстусу Либиху (1803—1873) довелось

— Это было судилище. Обвиняемые молчали. Мне пришлось говорить одновременно и за них, и за себя!

«Меня нет н не будет!»

участвовать в диспуте об алхимиках. Они были в пух и прах раскритикованы выступавшими, которые дружно обвинили их в авантюризме, шарлатанстве, мошенничестве и прочих грехах. Слово взял Либих, который начал неожиданно громко:

— Напоминаю: алхимики изобрели многие важные для химии реакции и открыли многие важные вещества...

Все недоуменно притихли, а Либих продолжал, еще больше напрягая голос:

— Они первые разработали химическую символику и выработали рецептуру, которой мы пользуемся по сию пору...

Тут Либих перевел дыхание и в полной тишине прокричал:

— Алхимики были смелыми экспериментаторами, которые подготовили рождение современной химии!

Когда после завершения диспута друзья спросили Либиха, с какой стати он ораторствовал так зычно, словно на площади, ученый ответил:

Выдающийся голландский физик, иностранный почетный член АН СССР Хендрик Антон Лоренц (1853—1928) был настоящим фанатиком работы и очень страдал от обычая своих сотрудников часто, по делу и без дела, заглядывать к нему в кабинет. Будучи человеком мягким и деликатным, он молча сносил это бедствие, но ведь всякому терпению есть предел... Как-то раз, по привычке ткнувшись в дверь кабинета Лоренца, сотрудники увидели на ней объявление, написанное его рукой:

«Прошу не беспокоить! Меня в кабинете нет и не будет!»

Узелок на память -

Метро и авиация

Тот, кто пользовался Московским метрополитеном, наверняка знает станцию «Маяковская». Выполненная по проекту архитектора А. Душкина, она была открыта в 1938 году. Потолок станции украшают мозаичные панно, созданные по эскизам известного художника А. Дейне-ки. Они объединены одной темой — «Сутки советского неба». Выложенные смальтой изображения не абстрактны, люди, знакомые с историей советской авиации, без труда определяют все типы самолетов и их марки: ТБ-3, Р-5 и т. д. На одном из живописных панно есть и дирижабль. Так вот, дирижаблестро-ители, оказывается, имеют к станции метро «Маяковская» самое непосредственное отношение. Именно их руками на заводе Дирижаблестроя изготовлены из рифленой нержавеющей стали элементы изящных арок, украшающие станцию и придающие ей своеобразный, «авиационный» колорит.

С. ЕГОРОВ, инженер

Досье эрудита

Ученые

становятся болтливее

Поступающие из Европы статьи за последние десять лет в среднем увеличились в объеме на 50%, а информации в них стало меньше—утверждают японские специалисты по анализу научно-технической информации. Стали грешить пространными статьями и японские ученые— парирует В. Трембал американский астроном.

Эпидемия раздувания научных статей охватила ныне весь мир. За последние 35 лет объем научных статей в Японии в среднем увеличился на 85%, в США— на 65%, в Англии — на 45%, в ФРГ — на 40%. Сильнее всего распухли статьи по Химии— на 93%, астрономии — на 82%, математике — на 77% Лучше обстоит дело в физике: здесь средйий объем статей увеличился на 27%. В. Трембал выдвигает три основные причины этого феномена. Во-первых, длинные статьи писать куда легче, чем короткие. Во-вторых, обширная статья почему-то везде считается престижнее короткой. В-третьих, современный

узкий специалист плохо знает родной язык, поэтому для выра-.жения даже простой мысли ему требуется больше слов, чем человеку широкого кругозора и высокой культуры.

Далее, пишет Трембал, ученые стали включать в свои труды столбцы цифр, графики и диаграммы, напечатанные их персональными компьютерами, а также списки использованной литературы, получаемые в готовом виде из автоматизированных информационных центров.

Для борьбы с «научной болтливостью» должны ставить во главу угла не объем статьи, а новизну содержащихся в ней идей.

Г. МАЛИНИЧЕВ, инженер

Если уж быть дотошным

За что?

« — Денис Григорьев! — начинает следователь.— Подойди поближе и отвечай на мои вопросы. Седьмого числа сего июля железнодорожный сторож Иван Семенов Акинфов, проходя утром по линии на 141 версте, застал тебя за отвинчиванием гайки, коей рельсы прикрепляются к шпалам. Вот она, эта гайка!.. С каковою гайкой он и задержал тебя».

Вы узнали, вероятно, этот отрывок из рассказа А. П. Чехова «Злоумышленник», написанного век назад. Перечитывая невнятные показания главного героя, нам смешно и немножко грустно. Нам невольно жалко его — незадачливого рыболова, в простодушии своем не понимающего, чем грозит разбор железнодорожного пути...

А ведь подследственный Денис Григорьев, будь похитрее и поизворотливее, мог бы с полным, основанием возразить, что путевой обходчик Иван Акинфов возводит на него напраслину, поскольку рельсы к шпалам не крепятся гайками.

Верхнее строение железнодорожного пути в течение многих лет совершенствовалось. Сначала рельсы крепились к каменным столбам на стыках, иногда сваях, потом к продольным деревянным брусьям, металлическим подушкам и т. д. Затем повсеместно стали применяться шпалы. Первоначально деревянные, иногда железные (в Германии) и, наконец, сейчас железобетонные.

В дореволюционной России ввиду исключительной дешевизны леса шли в ход деревянные шпалы, которые и сейчас широко применяются на наших железных дорогах.

К деревянным же шпалам рельс крепился и крепится с помощью костылей или реже шурупов. Недаром в газетах встречается такая, например, фраза: «На том-то участке строящейся железной дороги в торжественной обстановке забит серебряный костыль». Так что «злоумышленник» если и отворачивал гайки, то лишь те, которые стягивают накладки рельсов на стыках... Впрочем, это еще более опасно для движения.

Столь небольшую неточность классика ныне трудно заметить, ибо используемые на грузона-пряженных участках железобетонные шпалы, которые мы видим, ожидая электричку, крепятся с рельсом именно с помощью гайки, как и написано у А. П. Чехова.

Б. ХАСАПОВ, инженер

Новороссийск