Техника - молодёжи 1991-11, страница 46

Техника - молодёжи 1991-11, страница 46

ты сестра наша, с нами оставайся... Совсем было хотела она остаться, да вспомнила про ребеночка своего, вырвалась из хоровода и убежала. А домой прибегает — смотрит: ее узелок на пороге лежит...

Скупалась она, значит, в отваре той травки и спать легла под утро. А во сне к ней та же самодива пришла и говорит: «Все равно, сестра, в наш хоровод вернешься, а покуда знай: рука твоя новою стала... Протянешь ее к злому человеку —задумается он; к больному ее протянешь —и станет больной здоровым».

Вот так, вот так, — бабка Мара делала в воздухе рукой круговые движения, — лечила потом Янка людей, пока не состарилась и к самодивам не вернулась... чтоб снова молодой стать.

— Бабушка, а к тебе самодивы приходили?

— Приходили, милая... Травки разные называли, все их тебе покажу—придет время. А нынче смотри... —Бабка наливала в миску родниковой воды из бутыльчатой тыквы и начинала медленно нашептывать над нею... —Это вода теперь живая, — объясняла она, — попьет ее больной ягненок и выздоровеет... Можно и человеку давать, но для людей медок пчелиный полезней заговаривать... Сама все поймешь, как время твое придет.

— Когда же придет мое время?

— До тридцати лет, милая, будешь ты рабыней земли, — непонятно вздыхала бабка, — а после тридцати лет — царицей своей души будешь...

Болезнь развивалась стремительно: две шестилетние девочки, несмотря на усилия врачей, погибали в больнице от коклюша.

Подружка умерла. Иванка была в жару и еще держалась каким-то чудом... Бабку Мару привезли из села проститься с внучкой. Но, едва взглянув на умирающую девочку, она сурово заявила:

— Отдайте ее мне, я знаю средство!

И врачи отступились.

Каждый день в течение двух недель бабка вливала в рот Иванки, заставив ее зажмуриться, кровь только что пойманного в силок воробья; поила заговоренными отварами трав... И внучка поправилась. Толь

ко сны ее стали беспокойны.

По ночам в сознании всплывали странные волнующие образы: обтянутые кожами шатры среди цветущих или заснеженных степей, пламя костров, промельк конских копыт... Слышался звон бубна... Иванке снилась колдунья, одетая в лисий мех, которая говорила с ней на незнакомом языке: только несколько понятных слов... Звучание других было чуждым, но смысл почему-то ясен. Колдунья повторяла: «Слушай и запоминай. Из тьмы времени пришла наша сила, но только избранным открывается умение ею владеть. До тридцати лет нельзя использовать без нужды ту ее часть, которая будет постепенно открываться тебе —чтобы сила не стала злой... Смотри и запоминай.... —И колдунья открывала ей тайны взгляда, тайны шепота, тайны движений тела и рук... Тайны, тайны... Они пугали и завораживали. — Помни о солнце, помни о звездах, — говорила колдунья, — и знай, что сила рождается еще дальше, еще выше! Однажды ты обретешь ее. Ничего не бойся. Ни огня, ни воды... Войди в большую воду, и она понесет тебя, войди в большую воду...»

На берегу у дамбы было безлюдно. Нарушив запрет родителей, Иванка ушла из дома и ступила в Дунай. Плавать она не умела. Течение подхватило девочку, мощная водяная воронка закружила ее и потащила на дно... Дальше Иванка помнит только, что очнулась она, лежа на песчаной косе у склоненных к воде верб. Дышала ровно, как будто проснулась после глубокого сна. Но самым удивительным было ощущение воздушной легкости в теле и уверенности, что если сейчас она снова войдет в воду, то поплывет без боязни... Иванка зашла в реку поглубже, оттолкнулась ногами ото дна и легко поплыла, преодолевая течение... Дома она сказала испуганной матери, что ее научила плавать колдунья.

Родители, обеспокоенные повышенной чувствительностью и нервной возбудимостью дочери, возили Иванку на консультации к столичным профессорам, на курорты... Отец полагал, что «бабкины сказки» совсем заморочили ей голову.

Дело дошло до успокоительных лекарств. И в скором времени причины для беспокойства исчезли: Иванка уже не заговаривала дома о самодивах, колдуньях и прочих «чудесах». Она хорошо училась, внимательно выслушивала в гимназии наставления о первичности материи; вступила со всем классом в комсомол, увлеклась стихами, театром... И, приезжая в село, почти не обращала внимания на чуть насмешливые слова бабки:

— Подожди, еще придет твое время...

И только где-то глубоко, затаившись, пульсировало беспокойное ощущение предназначенности к чему-то еще смутному, но сильному и неотвратимому.

Однажды ночью, в селе, повторился детский сон... Лицо колдуньи, постаревшее, сморщенное, было бледно. Она держала бубен и шептала:

— Сила идет, сила твоя идет... Рано. Рано... Не используй ее во зло!

Иванка проснулась от звона бубна. И ей стало страшно: руки светились в темноте, как фосфор... Она почувствовала, что так же светятся глаза и лоб. Хотела позвать бабку, но неожиданно для себя самой уткнулась лицом в подушку, вцепилась пальцами в ее края и, собрав волю, мысленно приказала кому-то или чему-то: «Уйди!»

Через несколько секунд она ощутила кожей лица и рук прохладу, похожую на дуновение ветерка. Пришло спокойствие, и она уснула.

О случае в парке — встрече с пьяными парнями — Иванке было тяжело вспоминать. Тогда все произошло внезапно, почти независимо от нее... Но подсознательно она понимала, что могло произойти непоправимое: она физически ощущала руками подрагивающие сердца всех четверых — и остановила бы эти сердца, сделай парни еще хоть шаг вперед... И не было бы ей прощения...

Радость от того, что зрело в ней, Иванка испытала во время зимних студенческих каникул, приехав погостить в Варну к университетской подруге.

Та кипятила воду для чая и, неос

44