Техника - молодёжи 1992-05-07, страница 23

...Зарождение нашей планеты, постепенное развитие ее жизни, ее конечное разрушение в будущем и переход обратно в великий космос, ее поглощение вселенною суть только бесконечно малые явления— простая минута в жизни звездных миров.

П.А.Кропоткин

гармония природы погружали меня в тот восторженный экстаз, которого так жаждут молодые натуры». С другой стороны, он был, что называется, рационалистом и с наибольшим интересом занимался в Пажеском корпусе математикой, физикой и астрономией. Стремился поверить алгеброй гармонию Мироздания. По-видимому, у него была склонность к четкой законченной модели мира в стиле «Математических начал...» Ньютона, но только без Бога.

Казалось бы, идея живой разумной Вселенной должна быть чужда аналитическому уму Кропоткина. Однако рассудок не подавлял в нем движений души: «Непрестанная жизнь вселенной... сделалась для меня источником высшей поэзии, и мало-помалу чувство единства человека с одушевленной и неодушевленной природой... стало философией моей жизни».

Если человек — малая часть Вселенной и сходен с ней по структуре, то и гармоничное Мироздание, макрокосм, обладает свойствами живого и разумного сверхорганизма. Прямые высказывания на этот счет у Кропоткина не выходили за границы сугубо научных представлений. В «Этике» он писал: «Наши понятия о жизни так расширились, что мы привыкаем теперь смотреть на скопления вещества во вселенной — твердые, жидкие, газообразные (таковы некоторые туманности звездного мира) — как на нечто живущее и проходящее те же циклы развития и размножения, какие проходят живые существа». А говоря о высоком вдохновении и провидениях великих поэтов, он ссылался на чувство «общения с Космосом и единения со всем человечеством».

В то время, более ста лет назад, подобная позиция была характерна для мистиков, спиритуалистов, теософов. Но у них она определялась верой в иной, нематериальный мир, в инобытие, бессмертие души, чудо. Кропоткин подобные взгляды категорически отвергал. Свои воззрения он основывал на естествознании. Казалось бы, ему следовало присоединиться к выводам дарвиниста Т.Гексли, который решительно отделял космический процесс природы и нравственные явления, свойственные лишь человеку, достигшему определенного уровня культурного развития. Природа — вне морали, высоких принципов добра и справедливости; здесь господствует «кровавая схватка зубами и когтями». «Космическая природа вовсе не школа нравственности, напротив того, она — главная штаб-квартира врага всякой нравственности».

Но Кропоткин доказывал нечто прямо противоположное: «Нравственное начало в человеке есть не что иное, как дальнейшее развитие инстинкта общительности, свойственного почти всем живым существам и наблюдаемого во всей живой природе». Во всей? Выходит, основы добра и красоты присутствуют в космическом порядке? Но как такое возможно без участия Разума? Не может же космический порядок, включающий добро и красоту (осознание которых человеком определялось законами природы), возникнуть случайно? В таком случае он не сохранил бы устойчивость, вновь вернулся к хаосу. Если этого не происходит, следует говорить о естественных свойствах Вселенной, присущих ей изначально.

Кропоткин предпочитал держаться подальше от гипотез. Сказывался навык естествоиспытателя, озабоченного прежде всего обобщением фактов. Тем более что на этом привычном пути он открывал неожиданные проблемы. Например, попытался обнаружить природные основы понятия о справедливости: «Склонность нашего ума искать «равноправия» не представляет ли одно из следствий строения нашего мыслительного аппарата — в данном случае, может быть, следствие двустороннего или двухполу-шарного строения нашего мозга? На этот вопрос, когда им займутся, ответ получится, я думаю, утвердительный»,— предположил Кропоткин.

По его мнению, мозг работает, как теперь говорят, в режиме диалога благодаря тому, что состоит из двух полушарий. А продуктивный диалог возможен только при равенстве «собеседников». В нашем веке выяснилось, что полушария выполняют разные функции. Однако своеобразное двуединство мозга в здоровом организме сохраняется. И происходит это, по словам Кропоткина, потому, что «в нас говорит эволюция всего животного мира. А она очень длинна. Она длится уже сотни миллионолетий... Наше нравственное чувство — природная способность, совершенно так же, как чувство осязания или обоняние».

...Идея анархии утверждает не хаос, как иногда говорят ее противники, а свободу личности — вне системы господства и подчинения. Согласно этим взглядам, любой человек находится как бы в центре мира. И если судить по собственному опыту, так оно и есть. Каждый из нас видит мир своими глазами, осмысливает собственным умом. И Солнце, и небосвод с мириадами звезд вращаются вокруг одного центра, которым является каждый из нас. По словам Кропоткина: «Ни одна наука — ни астрономия, ни физика, ни химия, ни биология не доказывают необходимость власти, нигде в природе нет единого управляющего центра, а всюду и везде мы видим лишь взаимодействие различных сил, координацию разнообразных движений».

Действительно, вряд ли существует геометрический центр Вселенной. Однако есть галактики, вращающиеся вокруг своих ядер, есть планеты, кружа

щиеся вокруг солнц, электроны — вокруг атомных ядер. У сообществ животных обычно есть «вожди» — вожаки, у муравьев есть «царица», да и у людей издавна имелись «начальники» и «подчиненные». Взаимопомощь, конечно, преобладает, иначе общество разрушилось бы из-за междуусобиц. Но все-таки неизбывны и распри; зависть, ненависть, взаимное истребление...

Возможно, Кропоткин недооценивал существование в природе, обществе, душе человеческой сил деструктивных, подавляющих, нарушающих гармонию. Понять можно: таков был этот прекрасный, благородный, чистый, добрый человек. О солидарности трудящихся, о взаимопомощи в природе и обществе, справедливости писал именитый князь, камер-паж императора Александра II, отважный путешественник, сделавший крупные географические открытия, создатель учения о ледниковом периоде. Он необычаен и славен не только тем, чего достиг, но и тем, от чего отказался: от богатого наследства, высоких должностей при царском дворе, благообиль-ного «высшего общества», даже — почетного научного поста, позволявшего плодотворно продолжать географические и геологические исследования. Во имя идей свободы, равенства и братства он стал революционером, за что был заключен в Петропавловскую крепость, где и написал классический труд «Исследования о ледниковом периоде». Ему удалось бежать из неволи — рискуя жизнью — и скрыться на Западе. И там продолжал он борьбу за свободу трудящихся и снова побывал в тюрьме.

После февральской революции 1917 года, уже вернувшись в Россию, он отказался стать министром Временного правительства, а октябрьский переворот не признал. Резко выступал против красного террора и диктатуры большевиков (после которой, по его словам, само слово «социализм» обратится в проклятье).

У него были минимальны материальные потребности и максимальны — духовные. Кропоткин был истинным аристократом по духу и благородству. Судьба даровала ему радость научных открытий и сознание безупречной честности собственных поступков.

...Главнейшая задача общества справедливости — предельно полно раскрыть творческие потенциалы каждого. Так считал Кропоткин. А раскрывается человек не на пути приспособления к окружающей природной и социальной среде, а в свободных исканиях правды, созвучной его духовному строю, который, в свою очередь, лишь отзвук гармонии Мироздания.

Урок жизни Кропоткина весьма поучителен. По-видимому, этому человеку удалось постичь или прочувствовать глубочайшие истины. Истины, не высказанные в книгах, но присутствующие в окружающей и пронизывающей нас Природе. Истины, отражающие качества Вселенной как живого, прекрасного и разумного организма.

21