Техника - молодёжи 1998-10, страница 51

же прекратил, испугавшись обвинения в паникерстве. Тогда он понял, что всякое действие, исходящее от' всякой собственной мысли, — антиобщественно и противоестественно. И тут же почувствовал облегчение: во-первых, потому, что рядом никого, будь кто-то рядом, он ведь может стать его единомышленником, и во-вторых, потому, что г-н Н. почувствовал на себе холодный пот, пот заледенел и, когда найдут его, заледенелого, то решат, что заледенел он в трудовом поту, а о наличии всяких мыслей никто уже так ничего и не узнает. И г-н Н. уверенно заледенел». Тут этот в сером замолчал, отошел от меня и добавил — я вам ничего не говорил!

— Будьте уверены! — заверил я его. □

ЦИВИЛИЗАЦИЯ И КУХНЯ

Я попал в очень благополучный регион. В истории этого региона было очень много войн, проведенных при помощи различных средств. Войны велись за обладание благами противной стороны, не уничтоженных в ходе военных действий. Обитатели противной стороны в случае поражения были обязаны умножать блага тех, кто выиграл. Основным благом было калорийное питание, хорошая кухня. От кухни зависело здоровье, настроение, состояние генофонда, общественный тонус, вообще цивилизация. Кухня определяла мышление. Китайская кухня, когда из разнообразных блюд (жуков, змей, ящериц, осьминогов и др.) берутся небольшие количества, смешиваются с разными травами, соусами и приправами, — такая кухня порождает комбинаторную логику, а в случае произвольного выбора, определенного незнанием сути каждого блюда и каждой специи, — возникает вероятностная логика. Отсюда мировоззрение такое, что все может быть и с каждым, любой может оказаться в любой компании, потому вырабатываются понятия терпимости, взаимозаменяемости каждого члена, готовности ко всему, что требовало знания разных приемов борьбы, включая такие ударные ее виды, как каратэ, джиу-джитсу и сиамский бокс. Наиболее вероятностные системы борьбы строились на определенной системе анатомии, на знании точек, тычок в которые парализует жизненно важные центры или вообще освобождает пораженный организм от потребности в пище. Но борьба порождает и определенный ритуал, обхождение друг с другом, выражающееся в пространном увещевании противника не наносить вред выбранному для притязаний партнеру. Отсюда необыкновенная вежливость, предшествующая удару, умение сосредоточиться и находить самую уязвимую точку на поверхности партнера, компаньона, или как там его назвать при помощи комбинированного знака, или иероглифа.

Сам носитель мировоззрения, вызванного статистической кухней, являет собой по форме иероглиф, совокупность же иероглифов читается сверху вниз, потому любой отдельный иероглиф смотрит на другой отдельный иероглиф или на их совокупность тоже сверху вниз. На неизвестные иероглифы в данной цивилизации смотреть бессмысленно, в связи с невозможностью их произнести.

Так как все взаимно смотрят друг на друга сверху вниз, планета закономерно принимает круглую форму, и все взгляды образуют замкнутый круг, поэтому в конечном счете опять-таки все равны, несмотря на свои взгляды.

Движение, производимое индивидами в этой пищевой цивилизации, называется броуновым и хорошо просматривается в любой микроскоп.

Цивилизация меняется при переходе к другой кухне, обобщенно именуемой европейской.

Эта кухня предполагает несколько блюд, первое, второе и третье, потому европейцы последовательны, умеют считать до трех и обладают дедуктивными науками. Дедуктивные науки имеют своим методом рассуждение от общего к частному. Ясно, отчего это — первое, суп, как бы общее, объемное, жидкое, второе же более определенное, не жидкое, а мягкое, иногда жесткое, но все еще смешанное, предполагающее гарниры. Третье уже сама частность, мелочь, но она определяет вкусы едока-евро-пейца. Примерами третьих блюд могут быть китайский или индийский чай, бразильский кофе, русский зверобой — это тоже жидкости, такой способ питания породил в голове европейца диалектику с ее законом отрицания: второе отрицает первое, третье отрицает второе, т.е. снимает отрицание первого на новой ступени.

Частности или мелочи европейской кухни произрастали обычно вдалеке от Европы, и это определяло европейскую политику на протяжении многих веков, когда на третье обязательно употреблялось отрицание отрицания. Европейцы любили дальние походы и плавания в поисках источников третьего. Тоска по третьему выражалась даже в официальной логике европейцев — перипатетиков, был издан специальный закон исключенного третьего, гласящий, что третьего не дано. И в отличие от китайцев, полагавших, что Земля круглая, так что куда ни пойди, все равно вернешься в Китай, европейцы считали Землю плоской, и рыскали по ней в самых разных направлениях. Правда, однажды они поступили вполне по-китайски, попав в Америку и приняв ее за Европу, захваченную в их отсутствие пришельцами иной цивилизации.

Язык европейцев трехчленен, в нем есть подлежащее, сказуемое и дополнение. Например: Я есмь человек. Я — это подлежащее, то, что подлежит рассмотрению, есмь — сказуемое, утверждающее о существовании подлежащего, а человек — есть дополнение, или то самое третье, суть и сущность первого. Так оно и есть в жизни европейцев, у них на протяжении всей истории каждое «я» стремится доказать, что оно есть нечто третье, так что «я» очень хочет стать человеком. История утверждает, что у некоторых это получалось.

В качестве иллюстраций приводим репродукции картин художников: американца Кейта Паркинсона (с. 50) и испанца Гервасио Галлардо. ■

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 1098

ЕЛ