Техника - молодёжи 2000-08, страница 57

Головиных, явись он в Москву сегодня. Но случилось это при великом князе Дмитрии Ивановиче Донском. По преданию, потомок греческих колонистов Стефан Васильевич Ховра, «князь Готии» (крымского побережья от Судака до Балаклавы), выехал из Крыма в Москву в 1391 году. «От его сына Григория Ховры, — сообщает «Бархатная книга», — пошел родХовриных и Головиных...». Прозвище «Ховра» некоторые исследователи объясняют тем. что византийские предки Стефана Васильевича — владетели крымского княжества Феодо-ро — происходили от знатных выходцев из черноморского города-порта Трапезунда, принадлежавших к аристократическому армянскому роду Гаврасов . Есть, правда, и другое толкование — будто бы кличку «Ховра» получил в Москве уже сын Стефана (или, нарусский манер, Степана) Григорий, и означала она... «неряха»². (Сравним у Даля: «ХОВРЯ об. бран. хавронья, свинья»; но ведь само-то слово хавронья — искаженное женское имя Феврония\) Скорее всего, Григорий Степанович оказался жертвой «народной этимологии» — его «обрусевшее» иноземное родовое имя получило в дальнейшем насмешливое переосмысление.

Но вернемся к нашему герою. О его появлении на свет, воспитании, начале карьеры сведений сохранилось немного. Дмитрий Бантыш-Каменский, первый биограф Ф.А. Головина, отметил: «Год рождения его неизвестен». Позднейшие исследователи установили — 1650-й. Более точной датировки, увы, нет.

Итак, Федор Алексеевич родился 350 лет назад — в семье царского придворного. Получил хорошее по тем временам образование, знал латынь и английский. (Примечательно, что его перу принадлежат не только деловые письма и реляции, осевшие в посольских архивах, но и научный трактат «Глобус небесный», обнародованный в Амстердаме в 1715 году, спустя девять лет после смерти автора.⁴) Латынь Головину-младшему, как и другим отпрыскам московской знати, преподавал дворянин Андрей Белобоцкий, родом поляк, изучавший философию и богословие в Кракове, а на Москве служивший переводчиком в Разрядном приказе⁵. Не знаю, как прочих юнцов, но Федю Головина он выучил на свою голову (уж простите за каламбур). Когда Федора Алексеевича послали за Байкал замиряться с правившими Китаем маньчжурами (через посредничество служивших при пекинском дворе иезуитов), он взял с собой «для переводу латинских писем» и своего учителя. Тот противился дальней поездке — даже попытался укрыться у родственников. Но от истории нельзя спрятаться.

До Нерчинской эпопеи карьеру Федора Головина блестящей не назовешь. В 1676 году его перевели из стряпчих в стольники Следующего повышения по службе он ждал девять лет. Дело в том, полагают историки, что Головины поддерживали Нарышкиных, родственников Петра по матери, а те в 1682-м потерпели поражение в борьбе с Милославскими, родней Ивана и Софьи. Чин окольничего Федор Алексеевич все же получил — но только в декабре 1685 года, в связи с отправкой его в Дау-рию в качестве великого и полномочного

посла. Похоже, на его кандидатуре настоял фаворит Софьи князь Василий Голицын, глава Посольского приказа и ряда других ведомств. Не потому, что Головин являлся его дальним родственником и разделял реформаторские устремления начальника, но потому, что к своим тридцати пяти стал опытным дипломатом и администратором (Правда, некоторые историки считали, что таким образом Софья удалила из Москвы одного из влиятельных сторонников Петра. Охотно верю: у нас поныне отправляют попавших в немилость придворных послами в дальние страны.) Проблему контакта с местной администрацией кремлевские власти решили гениально просто: воеводой Тобольска, столицы Сибири, был назначен свежеиспеченный боярин Алексей Петрович Головин. Отец посла.

В своем выборе Голицын не ошибся. И когда в Москву пришло сообщение, что небольшой отряд Федора Головина одержал под Селенгинском победу над союзными маньчжурам монголами, правительство Софьи пышно ее отметило — наградило участников посольства и служилых

Граф Федор Алексеевич Головин. Фрагмент гравюры П. Шенка. 1706 г.

людей, оборонявших сибирские остроги, специальными золотыми знаками разного достоинства. Нарочный выехал с ними из Москвы 20 мая 1689 года, а прибыл в Удинск (где и встретился с возвращавшимся из Нерчинска послом) 7 февраля 1690-го, когда учредившее награды правительство было уже низложено⁶. Но золото оттого не упало в цене.

«ОН ВЕРНУЛСЯ В ДРУГУЮ СТРАНУ» -

говорят о человеке, который после долгой отлучки приехал на родину и застал в ней большие перемены. К нашей ситуации это клише не подходит. Уклад жизни меняется не так быстро, как правящие кланы. Ф.А. Головин, отсутствовавший в Москве пять лет, возвратился в прежнюю Россию — чтобы вместе с мужающим Петром делать ее другою.

О значении договора с цинским Китаем, подписанного в Нерчинске 28 августа 1689 года, историки спорят по сей день. Одни осуждают Головина — за нерасторопность и излишнюю уступчивость маньчжурам. Другие одобряют — за то, что в условиях военного шантажа со стороны цинских властей он сделал все, чтобы сохранить мир с Китаем, и при этом заложил в соглашение о границах возможность их будущего — исторически справедливого — пересмотра. Современный исследователь российско-китайских отношений Н.А. Самойлов пишет: «...России пришлось пойти на существенные территориальные уступки Китаю, однако историческое значение этого договора лишь в настоящее время может быть оценено по достоинству. Данный дипломатический документ, долгое время рассматривавшийся лишь с внешнеполитических и юридических позиций, являет собой пример своеобразного исторического компромисса; компромисса двух мировосприятий, отражавших специфику столь различных культур...

В течение последующих двух веков... на границе с Китаем не было серьезных конфликтов вплоть до конца XIX в. Цинская империя также объективно выиграла от установления мира в данном регионе...

Что же касается окончательного пограничного разграничения в Приамурье, то оно произошло в середине XIX в., когда Россия смогла возвратить территории, утраченные по Нерчинскому договору»⁷.

Правительство Петра высоко оценило миссию Головина Вынужденную уступку героического Албазина ему поставили в вину — но и только. Едва Федор Алексеевич прибыл в Москву, как тотчас был возведен в достоинство боярина и наместника Сибирского. По свидетельству современников, восемнадцатилетний Петр «столько любопытствовал знать о путешествии Головина, что несколько дней сряду проводил с ним в беседах: с жадностью расспрашивал он о образе жизни народов Сибири и богатстве той страны...»⁸.

Человек общительный и хлебосольный, Головин легко сдружился с Францем Лефортом, фаворитом Петра, вошел в «ближний круг» сподвижников государя и, пожалованный генерал-кригс-комисса-ром, деятельно участвовал как в «марсовых потехах», так и в подлинных сражениях. При взятии Азова он проявил способности флотоводца и личную храбрость. Но главные битвы ждали его на поле дипломатии. На Федора Головина легла вся черновая работа по подготовке «Великого посольства». В 1697—1698 годах оно посетило с дипломатическими и познавательными целями несколько стран Западной Европы. Первым послом значился искушенный в европейском этикете щеголь Лефорт, швейцарец на русской службе, владевший, по дошедшим до нас данным, шестью языками: немецким, французским, латинским, голландским, английским; наконец, русским⁹. (Примечательно, что, живя в России с 1675 года, по-русски он писал латинскими буквами и к тому же косноязычно. Впрочем, не отличался грамотностью и сам Петр, чего же требовать от его иноземного любимца?!) Обычаев и правил московской дипломатии Франц Яковлевич не знал, и его функции в по

ТЕХНИКА -М ОЛОДЕЖИ 8 2000