Техника - молодёжи 2002-03, страница 44

молчаливых серьезных людей, падающих с многочисленных мостов в ее темную медлительную воду.

Итак, Ангелина привыкла. Пока она поняла это в себе, наступила весна. В город вернулся перелетный ветер, он зимовал где-то в теплых странах, и пах так сладко, и был полон сил. Он врывался в легкие, на вдохе, но с такой силой, что связки дрожали, отзываясь на его порыв еле слышным криком. Во рту оставался привкус чужеземных трав, и наворачивались слезы. От восторга. Геля не понимала, что с ней. Ей непременно хотелось что-нибудь сделать. И она купила пижамку с кружевами для Жанночки. Девочка спит в майке, как беспризорница. А между тем, ей скоро пять лет, ей уже хочется пококетничать. И кудри у нее, как у ангелочка. Геля шла и смеялась от удовольствия. Она была рада своему поступку, она предвкушала...

И правда, вечером Жанночка крутилась в пижамке возле зеркала. Вставала на цыпочки на половицах с остатками облупившейся краски, поворачивалась то одним, то другим боком и наклоняла голову, чтобы волосы падали на лицо. И смеялась, и вздыхала, и кокетливо взглядывала на маму, и в который раз бежала к ней, чтобы обнять. Геля сидела рядом на полу, подогнув под себя ноги. Она прижимала к себе щуп-ленькое нервное тельце ребенка, и сильная горячая энергия простой радости током проходила по рукам и ударяла в голову. В дверь постучали.

— Мама, кто это? — испугалась Жанночка.

Громкий уверенный стук повторился. Геля встала с пола и замерла на минуту, настороженно. С лестницы послышались голоса. Очень деловые; было похоже, что гости собрались ломать дверь. Геля огляделась, в голове сделалось жарко от паники. Она запрыгнула на кровать.

— Мама!..— крикнула вслед Жанночка.

Геля обернулась и перечеркнула жесткой ладонью ребенка: все, молчи. Услышала истеричный плач и вошла в стену.

Люди в широких светлых плащах вломились в пустую квартиру.

Геля ступила на палубу чуть покачивающейся на приколе яхты. На реку пал легкий, ласковый, как шелк, туман. И все же он холодил ее, ныряя под подол бархатного платья. На бархате переливались и звенели льдинками драгоценные капли колье.

У леера курил невысокий, по-военному статный мужчина средних лет. На плечи его был накинут теплый плащ.

— Почему ты не надела ничего потеплее? — спросил он у Гели, когда она остановилась рядом с ним и легко коснулась натянутого каната пальцами в перстнях.

— Какая разница?

— Не хочу, чтобы ты простыла и охрипла.

И он снял со своих плеч плащ, накинул его на плечи Геле. Она улыбнулась, подтянула одну сторону за лацкан и спросила гораздо ласковее:

— Лев, ты давно меня ждешь?

— Всю жизнь, Ангелика, всю жизнь. — Улыбнулся, помедлил мгновение, потом повернул голову и крикнул вниз: — Антон!

Дверь, ведущая в трюм, отворилась, и на лестнице показался темный силуэт человека. Музыка снизу, видимо, из кают-компании, зазвучала громче, и стало возможно разобрать слова:

Отпустите синицу на верную смерть,

Пусть ее приласкает свобода.

И корабль плывет... и сквозь холод и лед

Я смотрю в эту черную воду.

— Принеси нам шампанского, дружок, — попросил Лев Андреевич, и Антон молча спустился обратно.

— Лев, я не хочу, чтобы ты ко мне привязывался, — сказала Геля, глядя на светящуюся иллюминацией ленту города на том берегу.

— Брось, Ангелика, привязанность — одно из самых великих благ этого мира.

— Я брошу, — ответила Геля и вдруг против воли расчувствовалась, сглотнула подступившие слезы.

Антон принес бутылку и два фужера на подносе.

— Спасибо, Антон, больше ничего не нужно. Я сам открою.

Пробка выстрелила и, описав дугу, упала за борт.

— За мою королеву, — провозгласил Лев Андреевич.

Геля пригубила, или только коснулась края фужера.

— У меня такое настроение сегодня, — сказала она, — словно что-то оборвалось. Что-то вот-вот могло быть, но я сама обрубила, и ничего не было.

Лев Андреевич посмотрел ласково и сказал так, чтобы в самую душу слова попали:

— Сегодня как раз только все начинается, ты ничего не бойся, а просто верь мне, и все будет. Только верь.

И тут, вовсе некстати, слеза таки скатилась по холодной Ге-линой щеке.

— И мы поплывем по реке в залив?

— Да. И если хочешь, выйдем в море.

— И никогда не вернемся в прошлое?

— Только в будущее, — пообещал Лев Андреевич и обнял обмякшую Гелю.

Она прижалась мокрой щекой к его пиджаку.

— Остановись, мгновенье, — сказал он.

— Что?

— Фауст отверг все, что было в его жизни, и просил остановиться мгновение иллюзии.

— Значит, она была для Фауста не иллюзия. Ведь все, о чем мы думаем, оживает, правда?

— Кто тебе сказал?

— Не помню. Всякая реальность сначала была мыслью. Наверное, когда я была девочкой, то мечтала тебя встретить.

— Почему «наверное»?

— Я не помню, о чем я мечтала, когда была маленькой девочкой. Все в детстве хотят одного и того же. Давай спустимся в каюту.

Предутренний непрозрачный свет сочился через иллюминатор едва-едва. Попадал в полуприкрытые глаза, навевал сон. Не хватало сил побороть негу. Каждое движение отдавалось почти наркотическим удовольствием в мозг. Они лежали, обнявшись... как мало надо теплокровным для счастья!

— Ангелика, вставай, я покажу тебе мир, которого ты не видела.

— Это надо куда-то идти? — сладко зевнула Геля.

— Тут недалеко.

— А отсюда нельзя посмотреть?

— Да нет же. Это надо смотреть специально.

Лев Андреевич встал первый, бросил Геле джинсы и свитер.

Небрежные, встрепанные, они за руку выкрались с яхты и, миновав два квартала, остановились на перекрестке двух проспектов в деловом центре города. Сумерки быстро таяли, серый воздух становился все более прозрачным. В четыре стороны неслись машины с горящими фарами. Геля закрыла глаза: шум индустриального прибоя. Открыла: золотая предрассветная полоса отражается во всех окнах.

— Это прекрасная мистерия, — Лев вдохнул полной грудью сизые автомобильные выхлопы.

Геля откинула голову, пытаясь поддаться пугающему обаянию сотворенного мира.

— Мне очень нравится. Но я чувствую себя здесь нереальной. Как будто смотрю кино, — Геля села на асфальт. — Так лучше. Так я словно бы здешняя, но хиппи.

— А хиппи здешние? Давай руку, — Лев протянул свою ладонь, помог подняться. — Идем, позавтракаем где-нибудь. Как тебе нравится идея съесть по гамбургеру в стеклянной витрине?

— В самый раз.

Они пришли на набережную ко времени второго завтрака, вовсю светило солнце, проснулись птицы. Геля размахивала пакетом с пирожными. Вода на реке ломалась мелкой стеклянной крошкой. Они смеялись без всякого повода: радостно было притвориться хиппи, но знать, что вон та маленькая яхта, сияющая, как невеста, ждет, чтобы увезти их в море.

У самого трапа Лев сильно вздрогнул, обернулся: в глазах недоверие, и упал, цепляясь за воздух отчаянными пальцами. Геля, не видя, не слыша, но мгновенно понимая, догадалась о щелчке и шарахнулась от вида крови.

Какое-то время она неслась опрометью, не разбирая дороги. И только затерявшись в переулках, остановилась, трудно дыша. Постовой посмотрел на нее с подозрением, и Геля подняла с земли пустую бутылку, положила в пакет и пошла ковырять палкой во всех урнах на перекрестке.

Все лето она спала на теплом асфальте городского сквера, вытягиваясь в струну на спине и складывая ладони на груди. Но

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 3 ' 2 0 0 2

42