Техника - молодёжи 2002-03, страница 45

коротки ночи в июле, а в августе холодна утренняя роса И пора было решать насчет быть или не быть. И Геле уже почти явно хотелось, чтобы ее нашли, но она не помнила, кто и зачем мог бы этим заняться. Прежде, проезжая в автобусе и видя в рассеянном желтом фонарном свете неприкаянную фигуру бомжа, Геля вдруг остро чувствовала его одиночество. Он один, и более ничего, даже зла не видно там, где кончается фонарный свет. Точнее, Геля теперь думала, что они там, в автобусах, думают так. Для нее самой не было ни ее, ни света. Она погружалась в глубокие размышления ни о чем и могла подолгу стоять, забыв, куда шла. Все стало как у новорожденного — раздражение: свет, холод, звук И лишь иногда чужая мысль забредет в голову, мысль той, кто проезжает в автобусе мимо.

За этой бродяжкой увивались хвостом двое в светлых плащах. Останавливались выпить воды, купить в ларьке газеты, которые, впрочем, никогда не раскрывали, и пересматривались пора?

В начале августа после городского праздника, когда закончилась уже дискотека на площади и стало светать, Геля, собиравшая уцелевшие бутылки, заметила рояль, оставленный до утра на огромном крыльце концертного зала. Она, озираясь, робкой Золушкой поднялась на имперское, словно сцена широкое крыльцо, еще оглянулась: голубой призрачный свет тающей ночи, уставший ветер лениво кружит огромные обрывки праздника: бумаги, пакеты... Всякую мишуру и шелуху.

Жизнь задержала дыхание перед утром. Геля прислонила к закрытым дверям свой глухо стучащий стеклом мешок, а сама подсела к роялю. На всю площадь раздался тихий звук осторожно поднятой крышки. Грязные пальцы коснулись белых клавиш. Не зная толком, чего хочет, Геля начала импровизировать на тему французской песенки о Париже. Она совсем не заметила, как вышли на крыльцо и обступили рояль засидевшиеся в ночном баре люди Геля вздрогнула, подняв глаза на нежданную публику. Однако женщина с короткими малиновыми волосами сказала ей, ласково картавя:

— Играйте... пожалуйста.

А парочка в одинаковых джинсах и свитерах, в одной паре сережек на двоих, стала танцевать, крепко обнявшись. Какой-то парень неопределенного возраста начал тихонько отбивать такт по черной глянцевой крышке рояля. Утро скоро стало белым, а потом с одного бока золотым.

Стали заметны оплывший грим и уставшие глаза, помятая одежда, растрепанные волосы, возраст и много еще чего. Волшебство ночи кончилось. И все же они простились как друзья.

В вечер того же дня бездомная женщина попала в уличную перестрелку, была ранена, но упорно не хотела умирать, сколь долго не временили врачи и милиция, прибывшие на место. Она молчала, не плакала, не просила. Смотрела перед собой, дышала и продолжала жить. Ждали, что она умрет от потери крови, но одежда пристала к ране, кровь перестала течь, и никто не решился отворить ей путь. Бродягу отнесли к обочине.

Стали спорить, что-то придумали, завернули в брезент и погрузили в «скорую».

На опустевшее место происшествия вышли двое в белых плащах, покрутились, пожали плечами и ушли.

На больничный двор спустилась стылая осень Солнце не пекло, не слепило, но ласково прощалось, а воздух звенел даже от слабого дыхания. В длинных фланелевых халатах брели через двор две больные. Бледные и блаженные, как все, кто избежал смерти. Ежедневно они совершали прогулку по разбитой асфальтовой дорожке вокруг своего корпуса. Они говори ли о том, как бы придумать себе что-то, ради чего стоило бы жить — или умереть. Ничего не придумывали, заходили с черного хода, отпускали огромную, неряшливо обитую ватой и дерматином дверь; она с гулом неслась, хлопала, обдавала вошедших гулкой тугой волной смятого воздуха

Больные поднимались на третий этаж по воняющей медикаментами и пихтовым маслом лестнице. И входили в палату. Геля ложилась на свою кровать. Стоя она видела только стену больницы с заплатами окон, а лежа видела из своего окна небо. Так вот, она ложилась, закидывала руки за голову. А ее соседка, ее спутница на прогулках продолжала бесконечный рассказ...

Я актриса. Я играла Джульетту. Я очнулась в склепе. Я вернусь. Я снова буду играть. А до этого я была Катериной: почему люди не летают. Я — Чайка...

И снова— я актриса...

Геля смотрела в окно на небо.

А потом настал день выписки. Соседка все еще бредила: я актриса, я чайка...

А Геля вышла на больничный двор и остановилась, не придумав, в какую сторону свернуть. Был час второго завтрака. Недавно встало солнце проснулись птицы. И ей вдруг вспомнилось невесть откуда про синицу: пусть ее обласкает свобода. Геля обернулась на старинный обшарпанный фасад больницы: во всех окнах плескалось ярко-синее небо.

Теперь небо смотрит на нее, как она изо дня в день и из ночи в ночь смотрела на него

— Отражение неба в стекле? — со смехом переспросил Анд-жей. — Во всяком случае, не тривиально.

— Мы с тобой смотрим на небо только в компьютерной заставке, — возразила Геля. — Да и не ты ли первый предложил заложить в каждый уровень по сильному впечатлению?

— Это я так, для красоты, — пожал Анджей плечом. — Маскировка интерфейса. Единство формы и содержания, как бы.

— Как видишь, — ответила Геля, — бывает и наоборот.

— Пейзажная лирика, — пренебрежительно скривился Анджей. — Предлагаю тебе попробовать еще. Ты не прошла и половины уровней. Там еще были власть, творчество, дружба, война, победа, нищета...

— Нищета у меня была.

— Ну хорошо. Успех, азарт, месть . Ну не отражение же в стекле, в конце концов¹

— Успокойся, Анджей, все, что ты тут перечислял, как раз очень легко отражается небом в стекле. Ты попробуй сам. — Геля уступила кресло, протянула Анджею шлем.

— Побить твой рекорд?

— Если сможешь— неделю кормлю тебя ланчем.

— Заметано, — улыбнулся Анджей, кликнул «start» и надел шлем.

Анджей проснулся на узкой скрипучей кровати, которая к тому же была ему мала, и соскочил потому как был он студентом и опаздывал теперь на экзамен. До полночи вчера он читал учебник. Сейчас беспорядочно похватав со стола книжки и тетради, он опрокинул чашку с недопитым ночью кофе, черное пятно раскатилось по клеенке, по складкам потекло на пол.

— Анджей, — крикнул ему вслед недовольный сосед по комнате. Но за тем уже хлопнула громко дверь И сосед, не дождавшись ответа, уснул от досады еще на несколько секунд.

Геля с замиранием сердца следила за двумя людьми в белых плащах, остановившихся возле книжного лотка внизу, напротив входа в институт. Испуг плодил безумные мысли. Над городом раскинулось синее небо, оно плескалось в каждой луже и малейшем стеклышке, даже в очках прохожих, даже в гладких

ТЕХНИК А - М О Л О Д Е Ж И_3 2 0 0 2

43