Техника - молодёжи 2002-03, страница 48

дони, и мне казалось, что отступают все неприятности, а в мире нет ничего важнее, чем этот поцарапанный кусочек стекла.

— Вот видите! — человек был явно доволен собой. — Так вы бы не хотели приобрести для него пару?

— Если это возможно, — едва смог выговорить я, не сводя глаз со своего синего чуда.

— Конечно, возможно, если вы твердо решили, — он словно предупреждал меня о чем-то.

— Да! — ответил я со всей твердостью, на которую был способен, еще не зная, на что соглашаюсь, но чувствуя, что согласиться для меня — просто жизненно необходимо.

— Прекрасно! — человек открыл сейф, встроенный в стену, и достал из него старую поцарапанную жестяную коробку из-под печенья. Я как-то видел такую, когда заходил в гости к моей девушке. В моем родном городке продавали только печенье в пачках и обычное развесное. Поэтому в первый раз я смотрел на такую коробку, как на диковинку из другого мира. Но в этом магазине коробка из-под печенья поразила меня совершенно. Что она делает в сейфе? Зачем? С каких пор в сейфе хранят печенье? И вообще — при чем тут печенье, мы что — собираемся пить чай? Увидев изумление на моем лице, человек улыбнулся, открывая коробку. Заглянув туда, он вытащил из нее шарик. Такой же шарик, как тот, что грел мою ладонь, только не синий, а лунного цвета, светящийся изнутри. Я как-то сразу почувствовал, что это — моя вещь Только моя и ничья больше! Я протянул руку, словно в тумане. Человек опустил шарик на мою ладонь. И я завороженно пошел к дверце в глубине магазина, которую сначала не заметил, но сейчас она манила меня, притягивала с необычайной силой. Я знал, что там, за этой дверью, находятся все мои мечты. Я открыл ее.

В лицо ударил ветер, а в ушах зашумело море. Я увидел скалистый берег, на который набегали серые волны с белоснежными шапочками пены. Я услышал шум близкого леса. Нет, я не видел этот лес, но я твердо знал, что он где-то поблизости. Я чувствовал, что это и есть — мой мир. Я ясно представлял себе маленький домик на берегу моря, до которого дотягиваются волны во время шторма Я ощущал под ладонями просмоленное дерево лодки и жесткую ткань паруса. Я мгновенно представил себе мир и покой этого места и приготовился сделать шаг в новую жизнь.

И остановился. В этом мире не было моей девушки. Я это знал овершенно точно. Она была только здесь. Моя девушка, ушедшая сегодня с другим в театр. Но это ведь только сегодня, ведь жизнь еще не закончилась. Все еще можно исправить. Мысли заметались, сталкиваясь в мозгу. Над серым атласом волн проплыла призрачно-пушистая прядь ее длинных светлых волос. Моя девушка... Я любил ее.

И дверь захлопнулась у меня перед лицом, обдав на прощанье солеными морскими брызгами. Все закончилось. Я стоял в магазине со странным названием «Восточные ароматы» и прижимал к груди пустые ладони, с болью ощущая горечь безвозвратной потери.

— Не решились? — голос человека был участливым.

— Я не смог, — я говорил хрипло и запинаясь, чувствуя себя почему-то виноватым. — Понимаете, моя девушка... Ее там нет! — я воскликнул это так, как будто мой крик мог объяснить незнакомому мне человеку все, что я думал и чувствовал в тот момент.

— Я понимаю, — я вдруг уверился, что он действительно все понимал. — Скажите, молодой человек, — тут он посмотрел на меня еще более пристально, чем раньше, — может быть, вы захотите остаться здесь?

— Я и так остался здесь, — я недоуменно посмотрел на него, все еще ощущая болезненную обнаженность пустых ладоней.

— Вы не поняли, — он покачал головой. — Когда я сказал «здесь», то я имел в виду этот магазин. Я давно уже жду следующего хранителя. Мне кажется, что вы подходите.

— Но мой институт... — только и смог пролепетать я, выслушав столь неожиданное предложение.

— Это не отменяет институт, — он улыбнулся. — Вы сможете учиться столько, сколько захотите. Это, кстати, не отменяет и вашу девушку. Я и сам когда-то был женат.

— Я согласен, — осторожно сказал я, еще не зная толком, на что соглашаюсь.

— Вот и замечательно! — человек достал что-то из кармана, прижал сжатую ладонь к груди, подобно мне, и направился к заветной двери.

— Куда вы?— я готов был броситься за ним.

— Туда! — он махнул рукой в сторону двери. — Да, все документы вы найдете в сейфе. Там будет все, что только может вам понадобиться. Ключи от сейфа на прилавке. — Растерянно оглянувшись, я действительно увидел ключи лежащими там, где он сказал. Как они туда попали, если я сам видел, как он положил их в карман? — И еще, молодой человек, я обязан вас предупредить, здесь человек живет долго, очень долго! — С этими словами он скрылся за дверью.

Я еще успел увидеть золотистый песок, на который он ступил, и перистые листья пальмы, взмахнувшие зеленым пламенем.

3

Я открыл глаза, продолжая сжимать в ладони свое вновь обретенное сокровище — старый, поцарапанный стеклянный шарик. Я не собирался больше терять его. Я помнил, как впервые открыл сейф в магазине, сразу же после исчезновения человека за черной дверью. В сейфе я нашел свидетельство о его смерти и документы, которые подтверждали мое право владения на этот магазин и квартиру, примыкающую к нему. Странно, что меня даже не удивило это. Я воспринял все как должное, как естественное течение своей жизни. Как будто такие события являются совершеннейшим порядком вещей и могут происходить повсеместно. В сейфе также лежала стопка бумаг, которые были исповедью человека, бывшего хранителем до меня. Я внимательно прочел все, для того чтобы понять, как мне себя вести в неожиданно свалившейся на меня ситуации.

После этого я спокойно жил, а магазин был частью моей жизни. Той частью, от которой я не мог и не хотел отказаться. Я закончил институт и женился. Мать моей девушки перестала смотреть на меня, обливая вселенским презрением, как только узнала, что у меня есть собственный магазин, доставшийся мне в наследство от двоюродного дедушки, а также квартира в Москве. Мы были счастливы, я и моя жена. Мы любили друг друга. Правда, иногда я замечал, что она посматривает на меня с каким-то опасением, но такие моменты были редки и не омрачали нашу жизнь... Огромнейшим шоком стало для меня осознание того, что моя жена умирает. Это было странно — я чувствовал себя полным сил и здоровья, а она угасала, истаивая на глазах. Только тогда я понял, почему она так на меня глядела. Конечно, я не забывал о предупреждении, что хранитель живет долго, но откуда мне было знать, в чем это выражается. В исповеди человека, которого я сменил, ничего не было об этом сказано. Сначала я старел, как и все люди. Но потом все остановилось. Я и сейчас выгляжу так, словно мне все еще сорок лет. Легкая проседь в волосах — единственная отметина возраста. Я чувствую себя так же, как тогда, когда впервые переступил порог этого магазина, словно мне по-прежнему двадцать. Но прошло много лет, настолько много, что даже я сам сбился со счета. Моя жена умерла, когда ей было восемьдесят. Но для меня она оставалась такой же молодой и полной очарования, как в тот день, когда мы впервые увидели друг друга. Наверное, я смотрел на нее вовсе не глазами. Удивительно, что я помню возраст моей жены, дату ее рождения и смерти, я помню даты рождения наших двоих детей, но я совершенно не помню, сколько лет прошло с того дня, когда мой сын переступил через порог комнаты с черной дверью.

Первой ушла дочь, неся на руках моего единственного внука. Ушла после того, как ее мужа убили какие-то наркоманы, которых так и не нашли. Да, похоже, и не искали. Убили ради того, чтобы забрать кошелек, в котором была его зарплата, полученная в тот день на заводе. Они его просто забили до смерти. Изувечили до неузнаваемости — на нем не осталось живого места. Эти подонки раздели моего зятя и резали его кожу ножами. Их, повторяю, не нашли, только недокуренный косяк, валяющийся на месте убийства, подсказал, что это были какие-то обкурившиеся подростки. А после похорон моя дочь пришла в магазин, ведя за руку сына. Она смотрела на меня чужими испуганными глазами, а ее взгляд был взглядом человека, который решил уйти. И когда она протянула мне на ладони маленький стеклянный замок, я не стал уговаривать ее остаться. Я молча открыл сейф и достал жестяную коробку из-под печенья. Да, это была моя дочь. Но в тот момент я был не отцом, а хранителем. И я свято чтил ее право выбора. Она ушла, унеся своего сына в более добрый, как я надеюсь, мир, оставив на полу комнаты с черной дверью музыкальную шкатулку с танцующей балериной.

Потом ушел и мой сын. По-моему, ему просто надоела бесцельность жизни, он устал от этого, потому и ушел. Он так же

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 32002

46