Техника - молодёжи 2002-08, страница 48

Вот и изба лесника. На крыльце распята шкура его любимой. Легкий ночной ветерок дул в сторону волка, и запахи леса, трав, даже запах человека — все перебивал запах смерти.

Показавшийся из конуры цепной псина буркнул что-то, будто приветствуя своего, но, признав в пришельце чужака — волка, выскочил, натянув цепь, залился яростным упреждающим лаем. Поздно.

Серый нырнул, точно в прорубь, в темный омут окна, кроша стекло, как непрочный сентябрьский лед. Не дав спящей человечьей самке даже вскрикнуть, сомкнул клыки на ее шее. Затем разделался с немощным самцом. После, высадив второе окно, умчался прочь.

Сергей проснулся в холодном поту. Что снилось ему, он не помнил и не хотел вспоминать. Спать он больше тоже не хотел.

Они с матерью заканчивали завтрак, когда в дверь постучали. На пороге стоял встревоженный участковый.

— Собака на кордоне воет с утра, не замолкает. Боюсь, не стряслось ли чего.

Быстро собравшись, Сергей последовал за милиционером.

...Егерский пес, казалось, сошел с ума — выл без умолку, а завидев пришедших, выгнул спину, вздыбил шерсть, зарычал утробно Стоило им приблизиться — брызжа слюной, бросился на них, оскалив пасть, едва не оборвав цепь. Поняв, что иным способом к дому не подойти, участковый, отвернув лицо, выстрелил дважды в исступленно лающего пса. После вошел в избу. Через мгновенье выскочил, бледный. Схватился за живот, перевесился с крыльца.

Рвало его долго. Стоило поднять голову, как к горлу подкатывал очередной вал, и все начиналось заново.

Сергей вдруг вспомнил сон, что привиделся ему ночью. Вспомнил и то, что снилось прежде...

Побледнел, ноги подкосились. Мысли заметались в голове, путаясь. Усталость вдруг обрушилась непосильным грузом. Нетвердо ступая, он отошел к ближайшему дереву. Сел, привалившись к стволу спиной.

И уснул. Первый раз по-настоящему

Навсегда... J

ВОЛОСАТЫЙ

Погода с самого утра стояла чудная.

Михаил Шарыгин мысленно написал эту фразу на облупленной стене Дворца культуры и призадумался: на каком слоге ставить ударение в слове «чудная»? А ведь, пожалуй, и так и так правильно. Восход был ясным, потом тучки натащило откуда-то, дождь пошел, потом опять солнце, и снова моросило, и снова солнце... Ну прямо, Прибалтика, ей-богу! Вспомнилось Рижское взморье, беззаботная юность. Там сейчас хорошо, наверно — конец августа, не жарко, но купаться можно: мелкое у берега море прогрелось за лето основательно. А в мышуиских речушках и прудах холодновато уже Скоро осень.

Сделалось грустно вдвойне. Невыносимо захотелось к морю. Не то чтобы просто вырваться из города — это само собой, а вот именно к морю. С чего бы вдруг? С недосыпа, что ли?

Михаил возвращался после ночного дежурства на главном городском сервере «мыш.ру». Сервер, как всегда, дурил: отказывался принимать корреспонденцию с адресов, записанных латиницей, а на любые англоязычные команды злобно огрызался. Это началось еще в ту пору, когда в Мышуйске русифицировали все компьютерное хозяйство. Но сегодня случился полный «глюконат»: не удавалось отправить ни единой «мышаги», как называли в городе электронные письма. В общем, Шарыгин намучился, проверяя системные файлы, гоняя тестовые программы, осуществляя общую профилактику. За всю смену глаз не сомкнул. Думал, сразу домой — и спать, а вот вышел в этот пронзительно свежий предосенний денек,

пропитанный дождем и солнцем, и разгулялся неожиданно, зашагал по городу, куда глаза глядят.

В данный момент глаза его глядели на афишу одного из самых крупных в Мышуйске залов — Большого зала ДК пивзавода. Настоящий дворец, выстроенный со сталинской помпезностью, вмещал он полторы тысячи зрителей на трех ярусах, и имел в своем арсенале не только огромную вращающуюся сцену и оркестровую яму, но и весьма солидный орган — как поговаривали, второй в России после Зала Чайковского. Филармония скромно отдыхала в трех автобусных остановках от гордости пивоваров.

А Шарыгин любил послушать хорошую музыку и теперь внимательно изучил программу концертов и прочих мероприятий. Однако в мертвое утреннее время зал был отдан под лекцию известного в городе изобретателя и популяризатора науки Гурия Серафимовича Пимушина, который, если верить вчерашней газете, как раз только что освободился из больницы имени Вольфа Мессинга.

На лекцию не слишком хотелось, но она как раз начиналась, и вход был бесплатный, да еще дождик вдруг зарядил с новой силой. В общем, Шарыгин второй раз перечитал объявление и решил, что зайти стоит. Ведь афиша-то висела примечательная. В рамках большой программы «Встречи со всякими людьми», причем под рубрикой «А знаете ли вы свой край, охламоны?», анонсировалось сообщение на тему «О вреде и реальной опасности облысения».

Шарыгин тихонько прошел в скупо освещенный зал и присел в среднем ряду полупустого партера. Огляделся: да нет, для утренней лекции народу даже слишком много, человек сто, как минимум И все внимательно слушают.

Выступающий развешивал по трем большим доскам какие-то схемы, планы, большие цветные фотографии и длинные химические формулы. Говорил он громко, четко, даже артистично. И внешность имел колоритную: высокий, худой, жутко лохматый, лицо, как печеное яблоко, — он напомнил Шарыгину Мика Джаггера, да и по возрасту, похоже, был ровесником знаменитому шоумену и новоявленному английскому рыцарю. Вот только понять, о чем говорит профессор Пимушин, никак Михаилу не удавалось.

Мелькнула почему-то забавная мысль: а что, если именно здесь и сейчас удастся уз-РЧ/\| I нать о Мышуйске нечто, способное щ I II 1Ы направить ход его мыслей в правиль-| ное русло. Да, именно русло! Ведь Гурий вещал о реках Мышуе и Мы-шуйке. Но едва Шарыгин попытался сосредоточиться на этой теме, как тут же речь пошла о другом — о новой формуле чудодейственного эликсира «Волосатый рай». Давнюю историю с запрещением этого препарата Шарыгин смутно припоминал в апокрифах, ну и решил теперь вслушаться, дабы узнать подробности. Так ведь и тут не удалось: минуты не прошло, а Пимушин уже взахлеб рассказывал о знаменитых мамонтах из полутайги, занесенных в Красную книгу, но по-прежнему варварски уничтожаемых спецподразделением генерала Водоплюева.

И в какой-то момент Михаил догадался, что просто отчаянно засыпает в уютной полутьме зала, а потому и прозевывает что-то самое важное. Окончательно удалось проснуться, лишь когда зал прошелестел сдержанными аплодисментами, провожая завершившего свое выступление Пимушина. Стало вдруг очень обидно, и Михаил поднялся на сцену.

— Можно задать вам один вопрос, Гурий...

— Серафимович, — подсказал профессор. — Я вас слушаю, молодой человек.

— Меня очень заинтересовала ваша концепция о руслах рек Мышуи и Мышуйки. Не можете ли вы объяснить ее чуточку подробнее?

— Не могу, — развел руками Пимушин, — честное слово, не могу.

Вот так ответ! Ну, что тут еще спросишь?

— Вас как зовут? — заботливо поинтересовался профессор.

— Михаил.

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 8 ' 2 0 0 2

46