Техника - молодёжи 2008-09, страница 60

АГАДКИ ИСТОРИИ гоовмтотм

Фреска Дмитровского собора, фрагмент композиции «Страшный суд" работы византийских мастеров конца XII в

рился с имперскими властями. Только вот интересы «альянса» тут не причём: каждая из сторон решала не общие, а сугубо свои задачи. Князь бескровно избавлялся от возможных соперников. Император бесхлопотно получал храбрых и опытных воинов.

Как назывались четыре города, которые Мануил «дал» Васильку Юрьевичу, мы не знаем. Но известно, что стояли они на Дунае или в непосредственной близости от него. А по Дунаю, на значительном протяжении его течения, проходила граница империи с Венгрией. То есть речь, возможно, идёт о четырёх порубежных крепостях в регионе, охваченном войной. И поскольку эта область три года спустя «была отдана» некоему «династу» (удельному князю) Владиславу, тоже русскому родом, а имя Василька Юрьевича больше не упоминается в летописях Руси и хрониках Византии, постольку мы вправе предположить: старший брат Всеволода пал в боях за расширение имперских пределов. (Война Византии с Венгрией за земли в Хорватии и Далмации длилась несколько лет; по мирному договору 1167 года спорные территории отошли к империи.)

Сложнее обстоят дела с «волостью Отскапана», которую Мануил I «дал» Мстиславу. В ней комментаторы Ипатьевской летописи видят известный с библейских времён город Аскалон. Меж тем ещё Карамзин писал: «Мстислав, по харатей

ным летописям, в 1166 году удалился в Заволочье (земли в бассейне Северной Двины и Онеги, освоенные новогород-цами. —А.В.). Император Греческий не мог сему Князю дать Аскалонской области, ибо она принадлежала тогда Королям Иерусалимским»¹⁹. Тут требуется некоторое уточнение. В 1162 году графство Яффы и Аскалона не являлось королевским доменом — оно принадлежало Амори, младшему брату иерусалимского короля Бапдуина III. В 1158 году Балдуин женился на племяннице Мануила, признал верховенство императора (хотя и не стал его вассалом) и заключил с ним союз против сирийского атабека Hyp ад-Дина. В 1162 году Балдуин умер, детей у него не было, и королём Иерусалима стал Амори I. На следующий год графство Яффы и Аскалона обрело статус королевского домена. Можно предположить, что новому иерусалимскому королю понадобился надёжный человек для управления графством (а затем доменом), достаточно знатный и грамотный, чтобы занять эту должность, но не замешанный в местных интригах, и такого человека предоставил свояку и союзнику Мануил. Так что до 1166 года Мстислав мог быть в Палестине.

ЕСТЬ ЕЩЁ ОДИН АРГУМЕНТ в пользу греческого происхождения второй жены Юрия Долгорукого, довольно неожиданный и достаточно спорный. Е.В. Пчелов, специалист в области генеалогии и геральдики, отмечает: «В этом контексте любопытно предположение о том, что на известной иконе Дмитрия Солунского (ныне в собрании Третьяковской галереи) изображён Всеволод Юрьевич, чьи византийские черты лица резко контрастируют с половецким антропологическим типом Андрея Боголюбского, выявленным в процессе реконструкции М.М. Герасимова»²⁰ (и, добавим, с мадьярским типом Мануила Комнина, смуглолицего сына венгерской принцессы).

Икона, о которой идёт речь, была обнаружена в 1919 году в подмосков

ном городе Дмитрове, в нижней церкви Дмитрия Солунского Успенского собора. Устная легенда связывала её с личностью великого князя Всеволода Юрьевича, в крещении Дмитрия. Действительно, большинство исследователей датировали икону концом XII — началом XIII века, то есть временем княжения Всеволода Большое Гнездо. Да и сам город Дмитров — изначально крепость, основанная по случаю его рождения и названная в честь его небесного покровителя. Учитывая время создания и место нахождения иконы, некоторые учёные предположили, что она представляет собой княжеский портрет. Этого мнения, в частности, придерживался Д.С. Лихачёв: «Со стендов Третьяковской галереи смотрит на нас выразительное изображение известного всем по "Слову" Всеволода Большое Гнездо — в образе Дмитрия Солунского (святого патрона этого князя)»²¹.

Специалисты в области иконописи скептически относятся к этой версии: средневековые каноны не допускали портретного сходства изображаемого святого с конкретным человеком. «Более того, даже иконный образ самого святого отнюдь не является его портретом. Поэтому весьма опрометчиво усматривать в лике Дмитрия Солунского лицо Всеволода III»²². Ноте же исследователи отмечают, что дмитровская икона «стоит особняком в иконографии Дмитрия Солунского. И лик, и поза, и жест святого необычны для иконных образов христианского воителя»²³. Особенно выделяется в их ряду лик: Дмитрий изображён с усами и небольшой бородкой — вовсе не так, как на других иконах, где он представлен безбородым и безусым юношей. И тот факт, что иконописец отступил от канонического образа святого, внёс в его лик особенности облика православного воина-мужа, говорит об исключительности стоявшей перед художником задачи. Учитывая личность заказчика, можно понять и содержание этой задачи. Разумеется, речь не идёт о портрете в понимании живописцев более поздних эпох. Но типологическое сходство изображённого на иконе святого воина Дмитрия с наречённым его именем князем (соответствие этнического типа, православного обличия, даже характера — чего стоит этот полуобнажённый меч!) вполне могло иметь место.

¹⁹ Карамзин Н.М. Указ соч. С. 345.

²⁰ Пчелов Е.В. Указ. соч. С. 72.

²¹ Лихачёв Д.С. Слово о походе Игоря Святославича // Слово о полку Игореве. Л., 1967. С. 38.

²² Дмитрий Солунский. Икона. Конец XII — начало XIII века. ГТГ // Российский общеобразовательный портал (http://artclassic.edu.ru): Древнерусское искусство.

²³ Там же.

58