Юный техник 1959-07, страница 61
в ЛЕсШм ГАРНИЗОНЕ Николай ДСАНОВ Каждый летчик проходит на собственном опыте историю нашей авиации. Он тоже идет от самолетов, скорость которых едва достигает полутораста километров в час, к машине со скоростями до пятисот километров и только после них учится летать на самолетах со звуковой и сверхзвуковой скоростью. Переход этой границы для летчика — своеобразный барьер. К взятию этого барьера Володя Волощук готовился все время, пока был в летном училище. Теперь, когда Волощук уже давно взял этот барьер и летает только на сверхзвуковых скоростях, время обучения вспоминается с улыбкой. Но, уже оказавшись в полку, Волощук увидел, кан придирчиво изучают командиры летные качества своих офицеров. Одного из летчиков отстранили от полетов, и Волощук слышал, как старший командир ответил офицерам, защищавшим летчика: — А зачем он нужен авиации? Один вылет сделает — и два дня руки трясутся. Ведь в воздухе я его могу поддержать только разговорами по радио! А ему надо самому принимать решения! Сначала Волощуку показалось, что командир слишком жесток: ведь летчик учился несколько лет, овладел профессией, как же можно отстранять его от его дела? Эти рассуждения тревожили. Но вот однажды во время ночного полета у Волощука произошел странный случай. Ночью он шел по маршруту на большой высоте и уже приближался к аэродрому. Надо было убавить скорость и снизиться до шести тысяч метров перед заходом на посадку. Волощук, поглощенный наблюдением за приборами, слишком резко повел рычаг назад. В двигателе послышался сильный взрыв, и обороты начали резко падать. В то же время с приборами произошло что-то неладное: стрелки метались из стороны в сторону, радиокомпас вышел из строя. Волощук потерял ориентацию в пространстве, самолет с неработающим двигателем падал куда-то в темноту, и уже неизвестно было сколько еще воздуха осталось под ним, где и в каком положении находится земля. А ведь только что Волощук разговаривал по радио с руководителем полетов. Он знал, что руководитель, несомненно, поможет ему, надо только толково изложить, что произошло. Но рация тоже перестала работать... Вот когда понадобились все знания, которые Волощук получил и в учебных полетах и от старших товарищей. И не только знания и опыт, но и самообладание. В те несколько секунд, пока Волощук смотрел на беспорядочно прыгающие стрелки приборов и прислушивался к затуханию шума турбины самолета, он как бы заново пережил и осмыслил все, что выучил, вычитал и услышал о г других о своей машине. Он знал, что машина устойчива в воздухе, что и в падении она стремится к планированию, знал, что при определенной скорости турбину можно запустить легко, а стоит только восстановить движения, как «взбесившиеся» приборы придут в порядок и станут показывать только правду и одну правду... Ну, а что касается рации и радиокомпаса, то позже мож 61 но будет подумать и о них. Прежде всего восстановить работу двигателя! Он бросил самолет" в крутое пике и с наслаждением обнаружил, что машина слушается руля. Скорость падения постепенно возрастала. Когда она дошла до необходимого уровня, Волощук попытался запустить турбину. И — о чудо! — турбина немедленно заработала. И сразу произошло второе чудо: все приборы ожили, и: стрелки вернулись к нормальному режиму. Он находился на шести тысячах метров — на той заданной высоте, которая была ему нужна, И в ту же минуту послышался раздраженный голос руководителя полетов: _ Волощук, Волощук, где вы? Почему не отвечаете? Напоминаю, ваша радиоаппаратура переведена на другую волну! Кан слышите меня? Отвечайте! У Волощука на мгновение ггерехватило горло от волнения. Значит, когда он думал о том, что рация и радиокомпас безнадежно испорчены, его просто передавали из зоны в зону! О нем думали на земле, заботились о его возвращении и его дело было в од-ном — восстановить работу двигателя, который он сам же и остаг новил своим резким нажимом рычага. Волощук полюбил ночные полеты. Ночью виднее все шестнадцать приборов управления самолетом, они мерцают легким зеленоватым светом. Летчик учился видеть только те из них, которые необходимы в данное время. Например при взлете достаточно беглого огляда четырех циферблатов, чтобы видеть: взлет произведен успешно. Вырвавшись в стратосферу, следует обратить внимание на другие приборы — их окажется" четыре или пять. При атаке надо особенно внимательно следить за тремя-пятью приборами. При посадке это будут уже другие указатели. Так он учился распределять свое внимание по времени и по положению самолета. В то же время он учился ведению боя. Еще в те дни, когда он был ведомым в паре, когда его учили нападению, атаке, он понял, что при современных скоростях самолетов надо научиться поражать «противника» с первого сближения. Дальше самолеты стремительно расходятся на такие огромные расстояния, что сблизиться вновь вряд ли представится возможным. Кроме того, надо успеть набрать необходимую высоту. Ведь и «противник», если он на однотипном самолете, будет стремиться к тому же. На однсм из учений Волощук обнаружил, что его Еедущий вышел на цель из облаков на расстоянии трехсот метров от бомбардировщика «противника». Одновременно этот бомбардировщик пульс... в сантиметрах <ьакты н/0 Двоякий Представьте, что вы пришли на прием к врачу. Он берет вашу руку, считает пульс, а потом говорит: «Что ж это вы, батенька мой? Пульс-то у вас совсем плохой — 21 сантиметр!» — Чепуха! — скажете вы. — Мерять пульс сантиметрами — это то же самое, что взвешивать воздух вольтами или измерять скорость самолета килограммами. Но не спешите с заключением. В средние века, когда часы еше не были распространены, врачи мерили пульс именно сантиметрами. Использовали они для этого простой маятник. Галилей, изучив законы его движения, показал, что частота колебаний маятника зависит только от его длины. Чем больше длина, тем меньше частота и тем больше период колебаний. Врач добивался совпадения частоты пульса с частотой качаний маятника, изменяя длину подвеса маятника. Длина, при которой частоты совпадали, и служила характеристикой пульса. |
