Юный техник 1967-01, страница 8

Юный техник 1967-01, страница 8

Отношение знаменитых ученых к славе, популярности можно объяснять нх скромность!", склонностью к самокритике. «Немногое, но зрелое» было выгравировано на личной печати наменитого математика Карла Фр'. рнха Гаусса. Исгоюики м латнки часто отмечают, как он 1 куп на публикации. А с-.датель статистической физики Джолмя Гиббс? Он вообще не публиковал своих Трудов. Все его великие открытия были обнаружены после его смерти. Среди физиков хорошо известен анекдот о неразговорчивости Гиббса. Говорят, что самая длинная его речь состояла из... трех слов и звучала так: «Математика — это язык».

скамьи (а я думаю, что среди читателей «Юного техника» таких немало) мечтает о том, чтобы посвятить свою жизнь трудной работе ученого.

Счастье, удача. Наверное, каждый человек, которого попросят раскрыть эти понятия, сделает это по-своему. Для одних счастье — это беззаботная жизнь, достаток. Вряд ли стоит комментировать это мнение подробнее. Ну, а для других счастье — это радость труда созидания, открытия, поиска-

Поиска? Вот и подошли мы к самому главному. Научный поиск, научное открытие... Человек работает, возникают у него какие-то свои собственные соображения, замыслы, идеи. Человек • волнуется, беспокоится: а вдруг он не прав? И ставятся один за другим эксперименты, пока одни из них не говорит: ты оказался прав, мыелн твои были верными. Ученый счастлив и удачлив тогда, когда ему знакомы радость открытия и радость поиска.

История наукн — это сплошная вереница имен. Одни ученые совершают открытия, которые иначе, как великими, не назовешь; другие делают открытия рангом пониже; третьим не удается открыть ничего нового. Одни имена известны больше, другие меньше. Все, например, знают, что радно изобрел Попов, но далеко не каждому известно, » то паровую установку для откачки воды из рудника создал английский инженер Томас Ньюкомен. Впрочем, это очень понятно — известность имени ученого находится в прямой зависимости от того, насколько важными для иауки оказались его работы.

Но значит лн это, что Попов оказался в науке счастливее, чем Томас Ньюкомен, что изобретателю радно «повезло» больше, чем изобретателю паровой установки?

Утверждаю, что в науке оказались счастливцами и Попов и Ньюкомен, несмотря на то, что имя первого известно всему мнру, а имя второго — очень-очень немногим. Обоим была знакома эта высокая радость. И еще неизвестно даже, кто из них был счастлив больше, когда довел работу до конца. Если радость свершения была больше у Нью-комена, я даже скорее назову его счастливцем в науке, чем Попова. Потому что счастье в науке никак не связано с громкостью имени, оно зависит только от удовлетворения работой, от сознания того, что она не проходит для науки даром.

Представьте ученого, который в науке не сделал совсем ничего такого, что позволило бы его имени навеки остаться в истории. Вся заслуга ученого только в том, что он Ввернул в сложнейшую машину научного прогресса одни какой-нибудь винтик — может быть, совсем незначительный. Но работал он с огромной увлеченностью, просиживал в лаборатории дин и ночи, забывал о еде и усталости. Ученый сознавал, что, хоть он сам и не открыл ничего выдающегося, его работа тоже не пропадет даром — скажем, какую-нибудь цифру, уточненную нм, использует в своей работе другой ученый... Счастлив ли он? Безусловно, счастлив! И «удачлив» ничуть не меньше того человека, который впервые составил периодическую систему элементов и навеки обессмертил свое имя в нсторин человечества. Счастье ему дало сознание того, что он занимается своим делом, что он нашел самого себя.