Юный техник 1967-01, страница 6

Отношение знаменитых ученых к славе, популярности можно объяснить их скромностью, склонностью к самокритике. «Немногое, но зрелое» — было выгравировано на личной печати знаменитого математика Карла Фридрнха Гаусса. Историки математики часто отмечают, как он был скуп на публикации. А создатель статистической физики Джоайя Гиббс? Ои вообще не публиковал своих трудов. Все его великие открытия были обнаружены после его смерти. Среди физиков хорошо известен анекдот о неразговорчивости Гиббса. Говорят, что самая длинная его речь состояла из... трех слов и звучала так: «Математика — это язык».

скамьи (а я думаю, что среди читателей «Юного техника» таких немало) мечтает о том, чтобы посвятить свою жизнь трудной работе ученого.

Счастье, удача. Наверное, каждый человек, которого попросят раскрыть эти понятия, сделает это по-своему. Для одних счастье — это беззаботная жизнь, достаток. Вряд ли стоит комментировать это мнение подробнее. Ну, а для других счастье — это радость труда созидания, открытия, поиска...

Поиска? Вот и подошли мы к самому главному. Научный поиск, научное открытие... Человек работает, возникают у него какие-то свои собственные соображения, замыслы, идеи. Человек * волнуется, беспокоится: а вдруг он не прав? И ставятся один за другим эксперименты, пока один из них не говорит: ты оказался прав, мысли твои были верными. Ученый счастлив и удачлив тогда, когда ему знакомы радость открытия и радость поиска.

История науки — это сплошная вереница имен. Одни ученые совершают открытия, которые иначе, как великими, не назовешь; другие делают открытия рангом пониже; третьим не удается открыть ничего нового. Одни имена известны больше, другие меньше. Все, например, знают, что радио изобрел Попов, но далеко не каждому известно, что паровую установку для откачки воды из рудника создал английский инженер Томас Ньюкомен. Впрочем, это очень понятно — известность имени ученого находится в прямой зависимости от того, насколько важными для науки оказались его работы.

Но значит лн это, что Попов оказался в науке счастливее, чем Томас Ньюкомен, что изобретателю радио «повезло» больше, чем изобретателю паровой установки?

Утверждаю, что в науке оказались счастливцами и Попов и Ньюкомен, несмотря на то, что имя первого известно всему миру, а имя второго — очень-очень немногим. Обоим была знакома эта высокая радость. И еще неизвестно даже, кто из них был счастлив больше, когда довел работу до конца. Если радость свершения была больше у Нью-комена, я даже скорее назову его счастливцем в науке, чем Попова. Потому что счастье в науке никак не связано с громкостью имени, оно зависит только от удовлетворения работой, от сознания того, что она не проходит для науки даром.

Представьте ученого, который в науке не сделал совсем ничего такого, что позволило бы его имени навеки остаться в истории. Вся заслуга ученого только в том, что он Ввернул в сложнейшую машину научного прогресса один какой-нибудь винтик — может быть, совсем незначительный. Но работал он с огромной увлеченностью, просиживал в лаборатории дни и ночи, забывал о еде и усталости. Ученый сознавал, что, хоть он сам и не открыл ничего выдающегося, его работа тоже не пропадет даром — скажем, какую-нибудь цифру, уточненную им, использует в своей работе другой ученый... Счастлив ли он? Безусловно, счастлив! И «удачлив» ничуть не меньше того человека, который впервые составил периодическую систему элементов и навеки обессмертил свое имя в истории человечества. Счастье ему дало сознание того, что он занимается своим делом, что он нашел самого себя.

3