чиж

Рассказ I

Из куста выглянула мокрая стриженая голова и тут же скрылась. По дорожке шел чужой человек. Чиж серьезно проводил его взглядом до дверей и, убедившись, что человек вошел в дом, тут же забыл про него и понесся к морю.

Солнце парило в небе, как ярко-оранжевый парашют. Галька обжигала пятки. Не раздумывая. Чиж бросился в воду. Сразу пропало солнце и вся полуденная яркость июльского дня. В глубине было прохладно. Чиж приоткрыл глаза: сквозь толщу «оды виднелось дно, усыпанное цветными камнями. От них исходило слабое свечение, так что дно казалось гигантской сокровищницей.

Чиж вынырнул и, вольно раскинув руки, лег на спину. Присмиревшее море лениво плескалось под ним, солнце по косой уходило вверх, невдалеке темнел контур парохода, и можно было сколько угодно думать о том, что это не рейсовый катерок, а пиратское судно с черными парусами и одноглазым капитаном. Он, конечно, добрый. Грабит только дураков и негодяев...

— Чиж, обедать! Чиж! Никак тебя не дозовусь...

Чиж плелся вслед за матерью по каменистой тропке, смотрел, как мелькали подошвы маленьких шлепанцев и как темные в тени волосы вспыхивали на солнце медовым цветом.

— Опять нырял, опять наглотался соленой воды. Глаза опять красные. Черт знает что, а не девчонка!..

Было ей одиннадцать лет. Все звали ее Чижом. Уж так повелось, что о ней не говорили иначе как: «Чиж, ты чего такой кислый? Чиж, куда ты задевал папины краски?»

— Слышишь, Чиж? У нас будет жить сын папиного друга, художник. Не дурачься хоть при нем. К обеду иадень платье и причешись.

Они подошли к дому. В дверях стоял чужой человек — большой, русый, с темными глазами.

— Ваня, зто и есть наш Чиж.

Ваня, ничего не отвечая, весело протянул руку.

На веранде все окна были распахнуты настежь. В саду густые абрикосовые деревья гнулись под тяжестью плодов. Пахло соленым ветром с моря, перезрелыми абрикосами, мясом. За обедом говорили о московских знакомых, о новой выставке Ва-ниного отца, о его болезни, о том, какие дела творятся в Москве, льет ли там дождь и сошла ли с прилавков вишня. Чиж в белом платье, стеснявшем его, сидел тихо, взрослых разговоров он не слушал, ждал, пока кончится церемония обеда и можно будет уйти. Ваня ловко резал дыню, успевая отвечать на бесконечные вопросы и подмигивать Чижу. Он как будто говорил: «видишь, я отвечаю на вопросы, потому что так нужно. Но мне нет до них никакого дела. Мы будем хорошими друзьями».

Наконец обед кончился. Все встали из-за стола.

— Ваня, вот тебе наш Чиж, — сказала мама. — Он совсем дикий. В каком лесу воспитывался, ума не приложу. А еще любит прикидываться, что дикий. Да ты сем увидишь. Придумай что-нибудь...

— Ну, пошли, — сказал Ваня.

И они, не сговариваясь, пошли к морю — через парк, где росли розовые кусты с мелкими листочками и магнолии с широкими маслянистыми листьями, где по ровным дорожкам прогуливались отдыхающие и худой скуластый фотограф снимал их на фоне ресторана .«Астория». Спустились к берегу, разулись и сели на скользкие камни, выступавшие из воды.

— Ты кто? Художник, как все? — спросил Чиж, болтая босыми ногами.

— Художник. Тебе, конечно, хотелось, чтоб я оказался разбойником?

— Ну что ты, — вежливо сказал Чиж.

— А хочешь, возьмем лодку и, если будет очень нужио, сыграем в морских разбойников?

Они катались до вечера, гребли по очереди, и к концу у Чижа получалось довольно сносно, так что Ваня просто разводил руками, с грустью думая про себя:

30