Юный техник 1971-10, страница 27

В это время из кухонной двери вышел завстоловой.

Старшина не спеша прошелся по столовой, остановился около воздушных стрелков, обвел всех взглядом. Посмотрел под стол и протрубил низким голосом, словно большой начальник приказ отдавал:

— А нечисть вам придется отсюда убрать, — показал рукой на дверь.

Шум в столовой утих, а Наумов склонился над алюминиевой тарелкой и перестал вилкой шевелить. Воздушный стрелок Саша Чуприна, сидевшая с ним рядом, передвинула стакан с букетиком полевых цветов, взглянула на Наумова, резко отбросила тонкими пальцами светлую челку со лба. Встрепенулся и смерил взглядом старшину стрелок сержант Васильев. У него большая плешина на крупной голове и розовый шрам от скулы до уха. Стрелки величали Васильева Батей.

— Какую это нечисть? — строго спросил он старшину. Тот промолчал, будто не слышал. А с Васильевым шутки плохи — человек крутой. В пехоте он слыл отчаянным пулеметчиком.

— Так какую же нечисть, спрашиваю? — грозно повторил он вопрос.

— А ту, что у вас под столом скрывается...

Собака перестала глодать кость, будто догадалась, что разговор шел о ней. У Васильева округлились и засверкали светлые глаза, шрам на щеке побагровел.

— С каких же это пор собаку стали нечистью звать?

— Так с нее же шерсть лезет... В блюдо кому попадет — от вас же жалоба поступит...

В столовой наступила тишина.

Со своего места вскочил летчик Костя Аверьянов, подтянутый и легкий, словно его кости наполнены воздухом, как у птицы. Он вмиг оказался рядом со старшиной.

— За эту собаку мы отвечаем всем полком, — сказал он. — Откормим ее — перестанет линять. На довольствие ставить не будем, за волосинку в блюде жалоб не поступит. Договорились, старшина?

— А когда до дела дойдет...

— Не дойдет, не дойдет, — не дал договорить младший лейтенант Аверьянов и примирительно хлопнул старшину по круглому плечу. Тот ушел к себе на кухню.

Так наша рыжая гостья осталась в столовой, а после ужина пошла с воздушными стрелками в их общежитие на ночлег.

...Воздушные стрелки стали неразлучны с собакой. Она бывала с ними не только в общежитии и в столовой, но и на аэродроме.

Прошло немного времени, и наша дворняга преобразилась: линявшая когда-то шерсть начала лосниться шелковыми переливами, впалые бока округлились, хвост закрутился бубликом, уши торчком, а коричневые глаза теперь часто смеялись.

Собака стала всеобщей любимицей, но сама была предана лишь одному человеку, который первым приласкал ее, облезлую, потерявшую веру в людей. В столовой она всегда лежала около ног Наумова, в общежитии спала под его нарами, на аэродроме неотступно следовала за ним по пятам. А тот ее не баловал, ласки не расточал, как другие, даже редко гладил по голове.

Грустный Наумов заметно повеселел. Теперь он каждый раз приходил к ужину с букетиком поздних ромашек и ставил его в стакан перед Сашей Чуприной.

— Прими от нас, доченька, — говорил он.

— Тоже мне папаша нашелся, — ответила как-то Саша и зарделась.

А позже спросила Васильева:

— И от чего бы это? Кошка ластится ко всем, а эта тенью ходит только за Наумовым...

— Недаром в народе говорится: кошка для дома, а собака для человека.

— Как же это понимать? — вступили в разговор другие.

— Кошка для всех, а собака если уж одному поверит, то будет служить ему до гробовой доски. Не может она без верного человека. — Васильев неожиданно повернул разговор на войну: — Отчего собака стала бездомной, подумали?

После таких слов перед нашими глазами вновь предстали дотла сожженные отступавшими немцами станицы, где печально пахло пеплом, и черные нивы, и наспех присыпанные землей противотанковые рвы.

...Рыжая дворняга быстро освоилась с аэродромными порядками: на полосе приземления, где никому находиться не полагалось, она не появлялась; вдогонку за выруливавшим на старт самолетом Наумова не пускалась и, уж конечно, не лезла под вращающийся винт штурмовика. Зато она непременно провожала свой экипаж в боевой полет и встречала — по всем правилам. Вместе с Наумовым и летчиком Паповым она шла от командного пункта к их самолету. Пока летчик и стрелок надевали парашюты, усаживались в кабины, привязывались к сиденьям и запускали

25