050. Свято-Введенская Оптина Пустынь, страница 7

050. Свято-Введенская Оптина Пустынь, страница 7

подвижники

штшт

Гоголь в Оптиной Пустыни

Трижды бывал в Оптиной Пустыни Николай Васильевич Гоголь. Собираться в Оптину он начал еще в середине 1840-х годов, о чем есть свидетельства современников. Однако впервые писатель побывал здесь лишь в июне 1850 года. Затем последовали еще два паломничества — в июне и сентябре 1851 года. Уже в первый свой приезд Гоголь познакомился с преподобными Моисеем и Макарием Оптин-скими, и знакомство это произвело на него глубочайшее впечатление. А. К. Толстому он писал спустя три недели: «Я заезжал... в Оптинскую Пустынь и навсегда унес о ней воспоминание. Я думаю, на самой Афонской Горе не лучше. Благодать видимо там присутствует... Нигде я не видал таких монахов. С каждым из них, мне казалось, беседует все небесное...» Второе и третье путешествия писателя в Оптину Пустынь состоялись в 1851 году с разницей в несколько месяцев. Из них особенно замечательно последнее. Сохранились сведения о том, что тогда Гоголь имел какой-то важный разговор со старцем Макарием. Лишь предположительно можно сказать, что речь шла о намерении Николая Васильевича остаться в монастыре. Об этом говорил впоследствии старец Варсонофий, об этом же об-молвливалась и сестра писателя Анна Васильевна, писавшая, что брат «мечтал поселиться в Оптиной Пустыни». Мечте Гоголя не суждено было сбыться. (Да и в самом ли деле он со всею сознательностью хотел этого? Прп. Варсонофий утверждал, что старец Мака-рий, опытный сердцевед, с осторожностью отнесся к высказанному автором «Мертвых душ» желанию.) Впереди его ждали долгие, мучительные месяцы умирания.

Существует предание, что Н. В. Гоголь желал окончить свою жизнь в скиту, под духовным руководством старца Макария.

Свой подвиг оптинские старцы несли в Иоанно-Предтеченском скиту. Здесь они принимали паломников — как простого, так и высокого звания, как знаменитых, так и безвестных.

и Александро-Свирским монастырями). Оптина увенчала долгий путь преподобного Льва. Венец этот был сплетен не только из лавра, но также из терний.

Послушание, внутреннее делание под руководством старца, откровение помыслов — все это составляло новость для оптинских иноков. Духовную пользу от этого получить могли не все и не сразу, и прп. Льву пришлось перенести немало скорбей на пути окормле-ния оптинской братии и мирян. Кстати, именно многочисленные посетители-миряне, шедшие к старцу, особенно раздражали его недоброжелателей. И именно это ставили они ему в упрек в своих доносах священноначалию. Жалобы оптинских «недовольных» привели к тому, что калужский архипастырь Николай (Соколов) запретил преподобному Льву принимать посетителей из мира. Тогда же его перевели из скита в монастырь, как бы «под надзор». Впоследствии владыка сожалел о своем решении, которое он принял, не разобравшись в сути проблемы, и даже указывал — после кончины прп. Льва — на необходимость составить его жизнеописание. Но дело было сделано: непонимание и преследования отравили последние годы старца. Из них он, впрочем, вынес для себя немало духовной пользы, да и попечения о душах своих многочисленных чад не оставил до самой кончины.

«Наследником» старческой традиции, заложенной прпп. Моисеем и Львом, выступил прп. Макарий (Иванов; 1788—1860). Он пришел в Оптину вскоре после старца Льва и долгое время был его духовным сыном, сотаинни-ком и помощником. В последние годы жизни прп. Льва на старца Макария уже смотрели как на прямого продолжателя старчества. Характерна следующая фраза из письма А. И. Остен-Сакен (тетки и воспитательницы Л. Н. Толстого), адресованного старцу Льву, но обращенного также и к прп. Макарию: «Я не разделяю двух моих отцев духовных по чувствам преданности и почтения и к обоим пишу». Позднейшие исследо

ватели феномена оптинского старчества отмечали важную — и, несомненно, промыслительную — особенность в подвиге каждого из старцев. Если прп. Лев как бы вышел из монастырской ограды навстречу простому народу, установил

первый контакт с миром, то прп. Макарий положил начало глубокой связи между монашеством и интеллигенцией. Именно при нем Оптина стала важнейшей частью не только духовной, но и культурной жизни России.